Имортист - Юрий Никитин

– Словом, – звенел голос в трубке, – они намеренытаскать каштаны чужими руками! Но уже трети Чрезвычайной Ассамблеи выкрутилируки, треть подкупили обещаниями льгот, кое-кому уже перевели безвозмезднуюпомощь… Одной только Польше бросили в протянутую лапу семнадцать миллиардовдолларов…

Я ругнулся:

– Семнадцать в прошлом году утекло из России в Штаты! Чтоговорит Потемкин?

– Строит козни, как и положено. Ссорит, разбивает коалиции,доказывает невыгодность в перспективе… Но Штаты жмут, господин президент! Желаюхороших выходных, но…

– Буду думать, – пообещал я и повесил трубку.

Возвращаясь, услышал голоса в гостиной. Значит, ужеперебрались, там уютнее даже коньячком пробавляться. Свернул, все вольготнорасположились в глубоких креслах, даже Вертинский в свободной позе отдыхающегочеловека, который ничего не замышляет, полон безмятежности и покоя.

В середине гостиной Каменев держал пламенную речь, начало япропустил, но и от того, что услышал, по спине пробежал озноб.

– …мы не должны, – звучал его убеждающий голос, –не должны так уж твердолобо, поймите! Будем реалистами, хорошо? Одно дело –когда эти прекрасные лозунги бросали в жизнь, другое – когда получили власть.Нет, я ни в коем случае не предлагаю, как вон ехидно усмехается Иван Данилович,тут же начинать хватать и хапать самим, но реальность такова, что… да кому яобъясняю, разве не видите, что, когда говорили и писали об имортизме, мы были вбеспроигрышной позиции оппозиционеров! А сейчас должны показать, на чтоспособны. А чтобы показать, надо у власти удержаться.

Седых проговорил с настороженной ленцой:

– Это понятно. Что ты предлагаешь?

– Смягчить, – отрубил Каменев. – Это неотступление, нет. Вспомните, когда коммунисты захватили власть, а немцы вот-вотдолжны были взять Петроград и вообще задушить революцию, Ленин настаивал насепаратном мире. Большинство коммунистов выступили против, во главе их крылабыл Дзержинский, который доказывал, что пусть погибнут, но не отступятся отидеалов, зато потом, когда-нибудь, из пепла российской революции возродитсяфеникс общемировой… Тогда против был только Ленин, и его часть партии оказаласьв явном меньшинстве. Именно Ленин и его сторонники были меньшевиками, нопостепенно Ленин сумел по одному переубедить членов их тогдашнего политбюро, ина очередном пленуме они победили, с Германией подписали сепаратный мир,уступили ей часть земель, пустили чужие войска на Украину, зато выжили,пережили гражданскую войну, а тем временем Германию добили союзники, всевернулось обратно. Было признано, что Ленин поступил как великий политик…

Я поморщился, в те далекие времена политика себя еще так незапятнала. Ко мне повернули головы, когда я переступил порог и подошел ближе.

– Смягчить, – спросил я медленно, – в какой части?

Каменев оживился, сказал с подъемом, громко, на случай, еслина дальнем конце стола Рогов и Тимошенко, увлеченные разговором, не слышат:

– В том-то и дело, что ни в какой! Имортизм остается неприкосновенным ни в одной строчке. Как Коран. И различных толкований быть недолжно, а то начнется…

Я ощутил облегчение, это не раскол, это касается тактики, ане стратегии, да и вообще это всего лишь политика, а не идеология, спросил ужебез враждебности:

– Так в чем же?..

– Оставив нашу идеологию, – сказал он победно, –мы должны слегка смягчить нашу политику! Хотя бы в таких пустяках, как публичныеказни. Это дало прекрасный эффект, все мы знаем, преступность не просто резкоупала, она насчитывает сейчас какие-то сотые доли процента! Никто в здравом умене решается брать взятки, воровать, комбинировать на таможне. Населениевздохнуло с облегчением. И отомщены, и ощутили, что именно они живут правильно,а те, кому втайне завидовали, – болтаются на веревке. Но страны, которыемогли бы стать нашими союзниками, шокированы…

Он сделал паузу, а Седых вставил негромко:

– Страны, но не население…

Каменев отмахнулся:

– Не вижу разницы. Страны и население ведут вожаки. Слововожака – слово всей страны.

Вертинский сказал:

– Николай Николаевич прав, премьеры Англии, Испании иГолландии уже выступили с резкими протестами, а премьер Франции выразилсерьезную озабоченность…

– Но не выступил против, – заметил Седых. – Ещебы, во Франции еще тот полицейский режим!.. И традиции де Голля не все забыты.Но Николай Николаевич прав в том, что премьеры этих стран говорят только то,что говорит население. Они как флюгеры, только это помогает им удерживаться увласти.

– Как и вообще политикам.

– Да, – согласился Вертинский, – как и вообще. Чтоскажешь, Бравлин?

Пробный камень, понял я. Атака с двух сторон. Какая-то частьимортистов примет аргументацию Каменева, начнутся разговоры. Возможно, чтобызаручиться поддержкой против сторонников Каменева, я соглашусь на созданиеветви имортизма «с человеческим лицом». Это значит, что на Западе его тут жепризнают единственным представителем режима России, пусть и не демократичным,но хотя бы не таким людоедским, как мой, бравлиновский…

А падение, как и подъем, начинается с одного-единственногошага. Предавший имортизм в малом предаст и в большом. Предателю никогда нескажут, что он предатель, напротив – назовут героем, истинным патриотом,спасающим Россию от деспота.

Тугой ком в желудке разросся, холодит внутренности, скорокишки заледенеют вовсе. Я с трудом раздвинул грудную клетку, странный спазм,нервничаю слишком уж…

– У нас странная ситуация, – сказал я медленно. –А если бы Христос не был распят?.. Как бы пошла история?.. С его умом, волей,талантом и умением убеждать новое учение завоевало бы мир намного раньше. Ещепри его жизни, как подобное случилось с Мухаммадом, хотя Мухаммад начал намногопозже, в сорок лет… Как бы пошла всемирная история, если бы к власти пришелХристос?..

Наступило ошарашенное молчание, не все сразу врубились,аналогия не прямая. Только Седых после паузы хмыкнул:

– Вообще-то, признаю, аналогия не совсем дикая. У нас та жеситуация. Если бы Христос пришел к власти, получил рычаги управления, емупришлось бы действовать очень круто. Он тоже заставил бы площади городоввиселицами. Помните, ростовщиков и менял выгонял из храма, лупя их по головам испинам тем, что попалось под руку – веревками, но, став правителем… гм… он этиверевки использовал бы иначе.

– Это верно, – согласился дотоле молчавший Атасов.

Тимошенко сказал с нервным смешком:

– Первый холокост случился бы еще при его жизни. Он велел быистребить всех евреев.

– Почему? – удивился Вертинский.

– Иудеи больно умничают, все подвергают сомнениям, на всетребуют доказательств. А по Христу – надо верить. Слепо. Просто верить. Безвсяких доказательств. Потому его проповедь в синагогах, откуда он начал, успехане имела. Разозленный, он ушел в простой народ, сумел разжечь их новыми идеями,а на иудеев затаил злобу…