Над Самарой звонят колокола - Владимир Буртовой

Призванные атаманом есаул и хорунжий явились от дальних костров на высоком берегу, где стояли уже наготове со своими людьми. Они выслушали наказ атамана, откланялись, сели в седла. Три темные фигуры всадников на белом покрове реки Волги были видны до той поры, пока не скрылись в густых зарослях ветлы на правобережье, при окраине Рождествена.

– Кузьма Петрович, – повелел Илья Федорович, – поставь за старшего при ночном карауле хорунжего Василия Зженова. Да накажи ему город стеречь бессонно как со стороны Рождествена, так и со стороны Липягов, чтоб гусары нечаянно не въехали в спящую Самару.

Довольно быстро темнело: с севера надвинулась туча, закрыла луну, и лишь ближние окрестности да строения по склону волжского берега все так же четко виделись на белом в густеющих сумерках.

Однако наступившая ночь и на малое время не избавила походного атамана от тяжких раздумий и тревог: покоя теперь не ждать, ежели из недальней Сызрани выступила регулярная – и немалая! – воинская команда с пушками…

– Ну, други, едем на роздых – ночь зимняя хоть и длинна, да нам коротка: поутру, как знать, может и сражение учинится. – Илья Арапов направил коня к дому бежавшего майора Племянникова.

2

К счастью, ночь прошла без тревог. Илья Федорович поднялся чуть свет, торопливо съел разогретую гречневую кашу, которую подал ему сержант Иван Зверев, и один – пусть отоспятся помощники, немолодые Аксак и Жилкин – пошел в кузнечный ряд на Оренбургский тракт. Предвещая морозный день, на чистом небе зажглась оранжевая заря. Словно приветствуя ее, в кузницах уже вовсю названивали молотки, тяжко ухал молот.

– Не боле трех часов передремали, – словно бы повинился перед атаманом осунувшийся лицом Иван Григорьев и добавил: – А с вечера и вовсе до вторых петухов ковали наконечники к пикам. Вона, смотри, атаман, сколь в угол готовых накидали! Как рассветет, подмастерья заточат, а плотники на древки насадят…

Илья Арапов в рассеянном свете горна увидел в углу близ двери гору сложенных наконечников: широкие и длинные, с гнездами для древков. Взял один, изо всей мочи ударил о темную наковальню. Наконечник зазвенел, мелко дрожа в руке.

– Годится ай нет? – с беспокойством спросил Григорьев. Черный, в кожаном переднике, с непокрытой головой, он стоял у наковальни, облокотясь на длинную ручку молота.

– Добро закалено, – похвалил Илья Федорович, бросил поделку в угол. – Прибавилось, вижу, у вас железа со вчерашнего смотра.

– Старанием бургомистра Халевина, – ответил Иван Григорьев и пояснил: – Однако первым привез железо самарский Буян Иванович, то бишь купец Тимофей Чабаев. Привез из своих лавок боле двухсот готовых топоров да и говорит, что ежели мы настоящие кузнецы, то нам из топора копье сделать – что ему рукава засучить да в кулачном бою поразмяться у питейного дома… Вот из его топоров и куем теперь копья – железо отменное, да и переделка не так велика.

– Молодец Чабаев, непременно надобно его наградить, – отметил вслух Илья Федорович.

– Не возьмет он деньги, – качнул головой Григорьев. – Как свалил топоры, так и сказал: бери для безвозмездного побития супротивников государя-батюшки. А коль сказал, то от своего слова не отступится… Еще на двух санях привезли железные поделки из лавок заводчиков Мясникова и Твердышева. Их приказчик Леонтий Соловьев всячески противился тому побору.

– Был Соловьев и у меня в комендантской канцелярии, – вспомнил Илья Арапов и презрительно сплюнул на кучу перегоревших древесных углей. – Подавал от себя объявления, что казаки государя Петра Федоровича побрали в селениях Черемшанах и Городищах[21] у тех же заводчиков коней до трехсот, коров да овец немалое число, до тысячи. Домогался за то деньги с государя получить.

– Вона каков слуга верный, – криво усмехнулся Иван Григорьев и покосился на дюжего полуголого подручного – старательно ли раздувает мехами огонь в горне. – Я ему и ответствовал: кабы ты, приказчик, тех коней да овец с коровами доброй волей пригнал к государю, а не прятал по дальним заимкам и омшаникам, так была бы тебе плата. А теперь не взыщи, озаботься о своей голове, чтоб уцелела, ежели жалобы будут от мужиков или работников с заводов… Ну, Иван, поднимай плотников. – И пояснил, чтоб люди знали: – Вчера в ночь известился я, что идут от Сызрани супротив нас регулярные команды. Стало быть, не миновать скорой драки. А мне хоть копьями вооружить набежавших к нам мужиков – с дубинами да оглоблями многие.

– Будем радеть о государевом деле, атаман, – заверил Иван Григорьев, и к подручному: – Феоктист, ай не видишь сам? Вынимай железо – поспело!

В соседней кузнице Ивана Антоньева канониры в красных плащах и с красными от бессонницы глазами встретили атамана усталыми улыбками. Сам хозяин кузницы, заволновавшись, вскочил с рогожины, кинутой поверх кучи углей, – спал вместе с подручными. Илья Федорович сделал знак рукой, чтоб не будили людей – пусть вздремнут малость, днем больше сработают. Сысой Копытень, весь пропитавшийся запахом горячей окалины, взял Илью Арапова за локоть и вывел под навес за стеной кузницы.

– Позри, атаман, на этих голубиц! – Не сдерживая теперь голоса, пробасил канонир и рукой, запачканной углем, показал на пушки. Невесть откуда вывернулся расторопный самарец цеховой Степан Анчуркин, редкобородый и приземистый, проворно сдернул с них рогожи.

Две чугунные двухфунтовые пушки стояли на кованых колесах. Лафеты обтянули обручами, стволы удобно лежат на толстых осях, подхваченные с боков коваными полукольцами.

– Не сорвутся при стрельбе? – спросил Илья Федорович, дивясь внешней легкости пушек, гордо вытянувших стволы из-под навеса.

– Старались все по правилам сотворить. Днем испытаем, – ответил немногословный Наум Говорун, а рябой Потап Лобок на опасения атамана тут же скороговоркой выпалил:

– Сработали как нельзя лучше, батюшка атаман. Хоть сей же час самолично из обеих пушечек разом пальну, на божий храм ради бережения не перекрестившись! – И совсем неожиданно предложил: – Квасу хлебного не хочешь ли, батюшка атаман?

Илья Арапов засмеялся, спросил Анчуркина:

– Ты ли, самарец, их квасом потчуешь всю ночь, чтоб не спали? Помню тебя, приезжал ты с малолетком Жилкиным в Смышляевку меня с воинством в город звать.

Степан разулыбался, довольный, что атаман признал его. Торопливо ответил:

– Нет, батюшка Илья Федорович. Квасом и горячими щами их кормил тутошний купец Тимофей Чабаев, совсем недавно был здесь с харчами и кувшин квасу оставил. А я по дереву помогал Ивану Антоньеву, бондарь я по ремеслу.

Илья Арапов повелел канонирам:

– Поутру испытайте троекратно, потом перевезите пушки, все четыре, к волжскому берегу, поставьте у Большого питейного дома. Позицию, Сысой, подготовь сам, чтоб удобно было стрелять по волжскому ледяному полю… Думаю, что регулярная команда пойдет на нас от Рождествена.