Испытание войной - выдержал ли его Сталин? - Борис Шапталов

С 8 по 24 февраля 1945 г. войска 1-го Украинского фронта провели Нижне-Силезскую операцию и вышли на р. Нейсе – на одну линию с 1-м Белорусским фронтом. Казалось бы, можно готовиться к Берлинской операции. Но внимание советского командования привлек выступ в Верхней Силезии (район Оппельн-Ратибор). Сталин решил перестраховаться и ликвидировать выступ во избежание возможного контрудара оттуда. Новая операция потребовала большого количества сил и времени. Только на ее подготовку ушло три недели. 15 марта войска 1-го Украинского фронта начали наступление, которое развивалось медленно. Судя по всему, противник был готов к нему и сделал все, чтобы насытить оборону противотанковыми средствами, включая фаустпатроны, которые стали подлинным бичом для наших танковых войск. Только в первый день наступления 31-й танковый корпус потерял треть, 7-й гвардейский механизированный – четверть своих танков. Бои продолжались до 31 марта и завершились занятием большей части Верхне-Силезского района. Дала ли она столь же ощутимые оперативные результаты, как, например, параллельно проводимая померанская операция? Все нужное 1-му Украинскому фронту для проведения решающего удара на Берлин было достигнуто в ходе Нижне-Силезской операции. Перейти в наступление такой мощи, чтобы изменить обстановку в Польше, немецкая группировка в Верхней Силезии не могла в силу общей истощенности Германии в марте 1945 г. Максимум, что фашисты могли сделать в разгар наступления на берлинском направлении, – это вклиниться в нашу оборону на несколько десятков километров. Для большего у них не хватило бы ни людей, ни средств. И если бы («если бы»!) в Силезию была переброшена хотя бы часть сил 3-го Белорусского фронта из Восточной Пруссии, то шансы сильного удара из района Оппельн – Ратибор даже теоретически равнялись бы нулю.

Но в марте – начале апреля советские войска завязли в ликвидации многочисленных очагов сопротивления немцев – Данцигского, Восточнопрусского, Силезского. На них была отвлечена основная масса танковой, артиллерийской и авиационной техники, потеряно много времени. Войска несли тяжелые потери, которые не были продиктованы серьезной оперативной необходимостью. И наступление на Берлин вместо марта началось в апреле.

Планирование Берлинской операции оказалось связано с недоразумением характерного, однако, порядка. В ноябре 1944 г. Сталин решил упразднить институт представителей Ставки на фронтах. Г.К. Жукова назначили командующим 1-м Белорусским фронтом (К.К. Рокоссовского переместили во 2-й Белорусский). Тогда же Сталин торжественно объявил Жукову, что его фронт и должен будет взять Берлин. С этого все и началось. Генштаб теперь вынужден был следить, чтобы разграничительные линии соседних фронтов никак не могли помешать исполнению желания Сталина. В начале 1945 г. на практике это выглядело так: «Генштаб беспокоила лишь одна деталь: каким образом наступление на Берлин двух фронтов согласовать с указанием Сталина о том, чтобы столицу фашистской Германии брали войска под командованием Г.К. Жукова? – рассказывал С.М. Штеменко. – После жарких дебатов предложено было утвердить решения обеих командующих фронтами… Получалась явная несуразица: с одной стороны, утвердили решение маршала Конева – правым крылом наступать на Берлин, а с другой – установили разграничительную линию, которая не позволяла этого сделать. Мы рассчитывали лишь на то, что до Берлина еще далеко и нам удастся устранить возникшую нелепость. В ходе операции обстановка сама должна была внести необходимую поправку» (1, кн. 2, с. 383).

После разгрома Померанской и Силезской группировок вновь встал вопрос о наступлении на Берлин. Обстановка требовала нацелить на Берлин и 1-й Украинский фронт. Хотя «нужно было как-то избежать малоэффективного лобового удара главными силами. Пришлось вернуться к январской идее – брать Берлин, используя обходящие удары 1-го Белорусского фронта с севера и северо-запада и 1-го Украинского фронта с юго-запада и запада. Встреча войск обеих фронтов намечалась в районе Бранденбурга, Потсдама» (1, кн. 2, с. 392–393).

«Фронтальное мышление» в Генштабе к 1945 г. почти полностью выветрилось, уступив место мышлению иного качества. В 1945 г. Генштаб ратовал за маневренный способ овладения столицей Германии. Оставалось лишь одно препятствие – сам Верховный.

31 марта 1945 г. руководящие работники Генштаба совместно с приехавшими командующими фронтами Жуковым и Коневым проанализировали возникший замысел. Немедленно всплыла пресловутая «разграничительная линия». Конев, как дипломатично отметил Штеменко, «очень разволновался» по этому поводу. Однако никто в Генштабе не мог ему помочь. На следующий день, 1 апреля, состоялось решающее совещание в кабинете Сталина. Тянуть далее больше не имело смысла. Начальник Генштаба А.И. Антонов обратил внимание Верховного главнокомандующего на разграничительную линию между фронтами, которая фактически исключала совместное участие в операции двух фронтов. Его поддержал Конев. И Сталин пошел на компромисс. На оперативной карте он зачеркнул часть разграничительной линии, оборвав ее в 60 км от Берлина.

– Кто первый ворвется, тот пусть и берет Берлин, – сказал он. Итак, понадобилось «всего» два месяца, чтобы решить насущный и ясный вопрос, связанный с жизнью тысяч солдат, только из-за того, что один человек – но могущественный – сказал, не подумав. А сколько таких необдуманных приказов ушло на нижние этажи государственной лестницы, намертво сковав инициативу подчиненных? Конечно, указанию Сталина можно найти вполне понятное объяснение. Жуков многое сделал, чтобы спасти два главных политических и экономических центра страны – Москву и Ленинград. Велика была его роль во всех других крупнейших битвах Отечественной войны. И все же высшая целесообразность всегда должна стоять на первом месте. Здесь ответственность ложится и на самого Жукова. Как полководец, он не хуже самого Конева понимал ситуацию с разграничительной линией, но молчал. Мечты о лаврах победителя Берлина затмевали здравый смысл.

Но на этом штабные игры с солдатскими жизнями не закончились. 1 апреля 1945 г. Сталин подписал директиву по Берлинской операции. Главный удар наносился в лоб – там, где его ждал противник – с Кюстринского плацдарма на Одере в полосе 1-го Белорусского фронта. 2 апреля была утверждена директива 1-му Украинскому фронту. Главный удар нацеливался с выходом в район южнее Берлина. Лишь в качестве варианта намечался поворот танковых армий этого фронта непосредственно на Берлин.

Однако этому очередному фронтальному замыслу предстояло существенно видоизмениться в пользу маневренных действий. Запасной вариант в первые же дни наступления стал основным. В той ситуации иначе и быть не могло. Германская армия уже не в состоянии была оказать эффективного противодействия на всей линии от Судет до Балтики, поэтому ее главные силы сосредотачивались около Берлина. Вокруг столицы шло интенсивное строительство оборонительных сооружений. Все это Ставке было известно. Зачем же тогда понадобился лобовой удар?

«Фронтальному мышлению» в этот момент поддался и Жуков, так велико было желание взять Берлин самому. «Для всякого, даже не посвященного в военное искусство человека, – писал Г.К. Жуков, – было ясно, что ключ к Берлину лежит на Одере…» (3, с. 632). Но Георгий Константинович «забыл»: на войне то, что ясно всем, означает, что это ясно и врагу. А значит, он заблаговременно готовится к отражению удара. Жуков сам цитирует высказывание генерала Йодля на допросе: «Для генерального штаба было понятно, что битва за Берлин будет решаться на Одере, поэтому основная масса войск 9-й армии, оборонявшая Берлин, была введена на передний край» (3, с. 632). Жуков и Ставка сами пошли лбами на подготавливаемую стенку, уверенные за «лбы» своих войск.