Ветры земные. Книга 2. Сын тумана - Оксана Демченко

Перья взблеснули позолотой, ветер подхватил крылатого – и унес ввысь.

Кортэ рассмеялся, утирая слезинки косичкой, сплетенной из волос Аше.

– Вы слышали? – шумел он, едва отдышавшись и снова принимаясь хохотать. – Сперва этот мудрюк проел нам мозги правдой и истиной, затем назвал вопросы так, как назвал, и ответил на них так, что выщипать из сказанного нельзя ни единого пера смысла! Вцепиться-то толком не во что… И ведь какой дури наплел? Все для отвода глаз, только-то! Яснее ясного, малышка Зоэ его прижала как следует, и мы еще много раз побеседуем на тему правды, истины и прочих глупостей.

– Моя куколка возвращается, и плясала она весьма удачно, – согласно улыбнулась королева.

…А Зоэ дремала в каюте, слушая звон и шелест волн. Сквозь сонный их перебор различала далекий берег, маленькую девочку с темными грустными глазами, жмущуюся к руке Альбы. Видела она и названого брата… Альба сидел на сухой коряге у озерного берега. Сын зари напевал песенку и старательно выстругивал из цельного дерева гриф для виуэлы.

Чтобы ни твердил Ноттэ о предрассудках и суевериях, о случайности своего крылатого облика по эту сторону от края миров, о глупости моряков, шепчущих при одном его появлении молитвы и норовящих упасть на колени и покаяться в грехах – пусть говорит.

Зоэ поняла без слов: у той девочки теперь есть хранитель. Альба уж конечно гораздо надежнее, чем нарисованные на сводах храмов ангелы с отрешенно-спокойными лицами и иногда даже с окровавленным мечами, будто им неймется покарать грешников.

Еще Зоэ знала: Альба более не станет оберегать её спину. С болью, но Зоэ приняла необходимость отпустить брата в большой мир, не звать его всякий день… и не требовать к себе внимания. Ведь она уже взрослая.

И – разве можно удержать ветер?

Разве честно удерживать его, желая весь оставить для себя одной?

Меры длины. Лига – примерно соответствует 3 километрам. Канна – близка к 2 метрам.

Башня – основа устройства религии Эндэры и её северных соседей. С точки зрения догм и воззрений башней именуется путь духовного самосовершенствования, где каждое благое дело – вытесанная трудами ступень. Визуально башня изображается либо как строение, либо как винтовая лестница (чаще второе). Как религиозная организация Башня строго иерархична, первое лицо веры – маджестик, его интересы представляют паторы и препаторы. Помимо храмового служения существуют и стабильные общины разной степени замкнутости. Они могут быть мирными, нацеленными на толкование священных текстов, их сбережение и распространение, или же воинственными, утверждающими веру «огнем и мечом».

Нэрриха – дети ветра, так их называют люди. Существа, которые приходят в мир уже во взрослом теле и живут очень долго по меркам людей, в среднем 5—7 веков. Все дети ветра знают свой родной ветер и по мере роста опыта все полнее с ним взаимодействуют. Их способности также нарастают с накоплением опыта, причем скачкообразно, в каждом круге опыта проявляются новые дары. Основой жизни нэрриха является «раха» – прядь ветра. Точного понимания сути раха у людей нет. Нэрриха имеют привычку брать прозвище, повзрослев. Так, Ноттэ, сын юго-западного ветра – «сын заката», Кортэ, сын северо-западного ветра – «сын тумана», Оллэ, сын западного ветра – «сын шторма».

Немного о географии.

Эндэра – страна на юго-западе известного мира, омываемая с запада океаном и с юга – проливом-морем, разделяющим её и берег эмирата на юге – Риаффы. С востока страна ограничена горной цепью, с севера тоже, по перевалам проходит граница с Туранией.

Тагеза – «близкородственный» сосед Эндэры, занимающий северо-западную часть того же полуострова. Располагает сильным флотом и плотно общается с островным Галатором.

Галатор – островное государство к северо-западу от Эндэры. Еще севернее – Уркеза и далее богатая и крупная Армара.

Вольмаро – небольшая горная долина у границ Эндэры на севере. Интересна как опорный пункт в горах у перевалов.

Алькем – последний на просторах полуострова, вмещающего Эндэру, Вольмаро и Тагезу эмират некогда великой страны последователей веры в пустынные маяки света. К югу от пролива располагается страна с единой для него верой – Риаффа.

Старшая дочь

Сын эмира загнал последнего из взятых в путь скакуна, третьего и любимого. Пена еще капала с губ, точеные ноги бессмысленно вздрагивали, конь хрипел на боку – пытался вынести своего седока из гибельных песков, оставаясь верным ему и по смерти… Мирза последний раз произнес вслух имя рыжего, вскрыл ножом вену на его шее и выхлебал остатки жизни, тепла и верности. Он знал: кони созданы для бега. Еще мирза знал, что только один из сыновей эмира сам однажды назовется новым эмиром.

Дальше мирза шел налегке. Сердце пустыни подобно совершенному алмазу, оно не содержит слабости и не приобретает царапин, соприкоснувшись с грубостью жизни и смерти.

– Я уважал одного мирзу, и ради него выслушаю тебя, пусть вы и не братья. Но память греет мою душу, – лениво сообщил повелитель огня, заметив мирзу на гребне бархана.

– Одолел я пустыню смертную во имя великой любви. Огнедержец, о светоч во мраке, дозволь мне, ничтожному, беречь сокровище души, ибо взлелеял я самовольно мечту, сжигающую меня с того дня, как узнал я имя несравненной, – прохрипел сын эмира.

– Ты перепутал сухость и жжение с живым огнем. Совсем пустая голова, – поморщился человек с волосами, более рыжими, чем грива погибшего коня.

– Мир снизойдет на степи и море, стоит солнцеподобной ступить в земли мои. Клянусь всеми…

– Ага, дерьмо высохнет, мухи передохнут… К тому же земли пока что принадлежат твоему папаше, – хмыкнул повелитель огня, ковыряя обломком ветки в зубах. – Оно того стоит?

Меднокожая дочь повелителя вышла из хижины, посмотрела на мирзу, поправила золотое облако волос, улыбнулась и кивнула.

***

Слабым мир крут, жадным мир пуст, трусливым мир темен, ищущим он – мал, стены его тесны. Край всюду найдется, когда рвешься вовне, исступленно ударяясь оземь и проверяя, что упрямее – камень или человек? Что сокровеннее и честнее – быль или сказка?

Невозможное от возможного отделяет наша привычка называть одно так, и другое – иначе. Вырви язык, чтобы унять его ложь, выколи глаза, их вина не меньше. Нет стен и нет тесноты, есть лишь край. Стену же мы строим сами, возводя из безмерных страхов.