Хороший, плохой, неживой - Ким Харрисон

Он повернулся. Я прищурилась и показала четыре пальца – он вответ показал восемь. Я поморщилась. «Восемь баксов за четыре хот-дога?» –подумала я, передавая деньги. Да ладно, все равно дешевле, чем билеты покупать.

– Спасибо, Рэйчел, – сказал Гленн рядом со мной,ловя из воздуха бумажный пакет, брошенный разносчиком. Положив его себе наколени, он поймал остальные, потому что у меня рука еще висела на перевязи и,разумеется, не работала. Один он передал отцу и Дженксу налево, следующий далмне, и я передала его Нику. Ник слегка улыбнулся мне и тут же стал смотреть наполе, где разминались «Хаулеры».

У меня плечи поникли, и Гленн наклонился ко мне подпредлогом развернуть для меня хот-дог.

– Дай ему время.

Я ничего не сказала, не отрывая глаз от ухоженного стадиона.Ник не хотел этого признавать, но между нами протянулась новая ниточка –страха. На прошлой неделе произошел у нас болезненный разговор, когда я из коживон лезла, извиняясь за то, что протащила через него такую массу лей-линейнойэнергии, и объясняла, что это было случайно. Он же настаивал, что все это былоправильно, что он понимает, что он рад, что я так сделала, потому что это мнежизнь спасло. Он говорил серьезно и от всего сердца, и я знала, что он самсвоим словам верит. Но он старался не смотреть мне в глаза и избегалприкосновений.

Будто чтобы доказать, что ничего не изменилось, он настоялвчера, чтобы мы ночевали вместе, и это было ошибкой. Разговор наш за ужином былходулен до приторности: «Как у тебя прошел день, дорогая?» «Спасибо, хорошо, ау тебя как?» Семь часов таращились в телевизор – я сидела на кушетке, а он вкресле у другой стены. Я надеялась, что лучше пойдет дело, когда мы легли спатьв безбожно раннее время – час ночи, но он притворился, что сразу заснул, и ячуть не разревелась, когда я тронула его ногой, а он отодвинулся.

И достойным венцом этой ночи было, когда он в четыре утрапроснулся и попал из здорового сна в кошмар – чуть не завопил в панике,обнаружив меня у себя в кровати.

Я тихо извинилась, что должна немедленно ехать домой – покане сплю, должна проверить, что Айви нормально добралась, а с ним мы потомувидимся. Он не стал меня удерживать. Сидел на краю кровати, спрятав лицо владонях, и не стал меня удерживать.

Я прищурилась на яркое солнце, шмыгнула носом, глотаяостатки слез. Это от солнца, от солнца глаза слезятся. Откусила кусок хот-дога.Долго, с усилием жевала, и кусок камнем лег в животе, когда я его наконецпроглотила. «Хаулеры» внизу перекликались и перебрасывались мячом.

Положив хот-дог на колени на бумажный пакет, я взяла всломанную руку бейсбольный мяч. Губы беззвучно шевельнулись, произносялатинские слова, а здоровой рукой я молча вычерчивала сложный узор. Когда япроизнесла последнее слово заговора, пальцы, держащие мяч, ощутили покалывание.С меланхолическим удовлетворением я смотрела, как питчер бросил свой мяч далеко-далекомимо. Кэтчер потянулся было его достать, поколебался и снова встал в стойку.

Дженкс потер крылья, привлекая мое внимание, веселоприветствовал эту крупицу лей-линейной магии поднятием большого пальца. Я наего веселый оскал ответила слабой улыбкой. Пикси сидел на плече капитанаЭддена, откуда ему было лучше видно. Они сдружились за разговором о певцахкантри как-то вечером в караоке-баре. Что за разговор был, мне даже и знать нехотелось. Нет, честно.

Эдден посмотрел на меня вслед за Дженксом, и глаза закруглыми очками вдруг стали подозрительными. Дженкс отвлек его, громковосхваляя внешность трех дам, направляющихся к бетонным ступеням. Коротышкакраснел, но продолжал улыбаться.

Благодарная Дженксу, я повернулась к Гленну и увидела, чтоон свою сосиску уже доел. Надо было ему две взять.

– Как там процесс по делу Пискари? – спросила я.

Он со сдержанным энтузиазмом повернулся ко мне, вытираяпальцы о джинсы. Без костюма с галстуком он выглядел совсем другим человеком.Свитер с эмблемой «Хаулеров» придавал ему уютный и безопасный вид.

– Со свидетельством твоего демона, можно считать, делодостаточно надежно, – ответил он. – Я ожидал всплеска насильственныхпреступлений, но их число упало. – Он покосился на отца. – Думаю,младшие дома ждут, пока Пискари будет официально осужден, и только тогда начнутвойну за его территорию.

– Не начнут. – Мои слова и пальцы выбросили запределы стадиона еще один мяч всплеском энергии безвременья.

Труднее стало брать силу из близлежащей лей-линии –включалась охрана стадиона. – Дела Пискари взял на себя Кистен, –сказала я мрачно. – Бизнес есть бизнес.

– Кистен? – он наклонился ближе. – Он же немастер-вампир. Проблем из-за этого не будет?

Я кивнула, направив не в ту сторону отбив. Игроки замедлилидвижения, наблюдая с удивлением, как мяч ударил в стену и покатился внеожиданном направлении.

Гленн понятия не имел, сколько из-за этого будет проблем.Айви – наследник Пискари. По неписанному закону вампиров главная теперь она,хочет она того или нет. Это перед ней, отставным агентом ОВ, ставило серьезнуюморальную дилемму – конфликт между ее вампирскими обязанностями инеобходимостью быть честной перед собой. Она игнорировала призывы Пискари изтюремной камеры, как и многое другое, что тем временем нарастало.

Прикрывшись тем предлогом, что наследником Пискарипо-прежнему считают Киста, она не стала делать ничего, утверждая, что Кистобладает нужной хваткой, чтобы все держать по-прежнему, не говоря уж о том, чтонаходится на месте. Выглядело это не очень красиво, но я не стану ей советоватьбраться за руководство делами Пискари. Она не только посвятила свою жизнь ловлетех, кто нарушает закон – она сломается, пытаясь обуздать жажду крови и власти,которые на таком посту только усилятся.

Не дождавшись новых комментариев, Гленн скомкал бумажныйпакет и сунул в карман.

– Да, Рэйчел, – сказал он, глядя на пустое сиденьерядом с Ником, – как твоя подруга? Лучше?

Я откусила еще кусок сосиски.

– Справляется, – сказала я с набитым ртом. –Она бы сегодня приехала, но солнце ее действительно беспокоит – последнеевремя.

Много чего ее беспокоило с тех пор, как она наглоталаськрови Пискари: солнце, слишком сильный шум, отсутствие шума, тормозящийкомпьютер, мякоть в апельсиновом соке, рыба у нее в ванне беспокоила, покаДженкс не устроил из нее на заднем дворе барбекю для своих детишек – поднять имуровень белка перед зимней спячкой. Ее корежило и трясло сегодня послевозвращения с полуночной церковной службы, но она собиралась продолжать на нихходить. Мне она сказала, что это ей помогает отделять себя от Пискари. Духовноотделять, очевидно. Времени и расстояния хватило бы, чтобы прервать связь снизшим вампиром, но Пискари – мастер. И связь будет держаться, пока он не решитположить ей конец.

Мы с Айви постепенно находили новое положение равновесия.Когда солнце стояло высоко и ярко, она была Айви, моя подруга и партнер,искрящаяся едким юмором, когда мы придумывали розыгрыши для Дженкса илиобсуждали возможные перестройки нашей церкви, чтобы в ней удобнее было жить.После заката она менялась так, что мне видеть не хотелось, что делает с нейночь. Она была сильной при солнце и жестокой богиней после заката,балансирующей на грани беспомощности в той борьбе, которую вела сама с собой.