Ледяная кровь. Полное затмение - Андреа Жапп

— И ты во все это веришь? На твоем месте я бы подумал. Если твоя ученая ведьма такая могущественная, зачем ей понадобилось прибегать к помощи обыкновенной отравительницы?

Жильета прищурила глаза и, плюнув Леоне в лицо, осыпала его непристойными ругательствами.

Незадолго до лауд* Монж де Брине, изнемогая от усталости, спешился во дворе замка и позвал на помощь кого-нибудь, кто мог бы заняться его лошадью, также измученной быстрой ездой. Ронан бросился навстречу бальи и попытался описать сложившееся положение. Но старый слуга так путался в объяснениях, что Монж де Брине понял лишь две вещи. Во-первых, мадам д’Отон чуть не погибла от яда, и, во-вторых, Франческо де Леоне успел ее спасти.

Выслушав рассказ рыцаря по заслугам и по справедливости, дополненный рассказом мессира Жозефа из Болоньи, посуровевший Брине спросил:

— Как чувствует себя наша дама?

— Она отдыхает. Сегодня вечером она была на волосок от смерти. Держу пари, что отравительница, зная, что за блюдами мадам внимательно следят, решила покончить с ней как можно быстрее. Не вмешайся рыцарь, не сделай мы сразу же этих промываний... Ах, я отказываюсь даже думать об этом!

— Дело носит чрезвычайный характер. И поэтому я считаю себя вправе провести расследование в отсутствие графа. Я немедленно допрошу девицу. Сейчас я пошлю за палачом. В ее распоряжении час, чтобы рассказать мне обо всем добровольно. Затем... затем она все равно обо всем расскажет. Рыцарь, вы желаете присутствовать при допросе?

— Нет. По правде говоря, мне все равно, что ее ждет. Мне важно лишь узнать имя той, которую она называет могущественной ведьмой.

— Вы узнаете ее имя. Очень скоро.

Леоне встал. Он собирался откланяться, когда Брине удержал его, протянув руку:

— Мсье, я ваш вечный должник. Прошу вас, окажите мне милость и никогда не забывайте об этом.

— Это вы делаете мне честь, мсье.

— Что касается вас, мессир Жозеф, то сам Бог привел вас в эти владения.

Улыбка озарила лицо старика, испещренное глубокими морщинами. Он прошептал:

— Я сам начинаю в это верить, монсеньор.

Жильета, яростно сотрясая прутья своего застенка, словно каторжница, битый час осыпала всех проклятиями, грубыми ругательствами и угрозами. Она изрыгала такие чудовищные непристойности, что секретарь, записывавший по приказу Брине ее показания, несколько раз перекрестился. Двое стражников, прислонившихся спиной к соседнему застенку, толкали друг друга локтями, с видом знатоков смакуя ее слова.

Животное отвращение, которое бальи питал к Жильете, помогало ему сохранять хладнокровие. Слабость Брине к прекрасному полу, которая никуда не делась после счастливой женитьбы, удовольствие, которое он испытывал, находясь в женском обществе, его восхищение жизнерадостностью, милыми улыбками дам — все это осложняло его работу. Пытать женщину казалось ему отвратительным. Но только не эту особу. Он лютой ненавистью ненавидел Жильету за то, что она осмелилась покуситься на жизнь графини. Она старалась угодить Аньес, окружала ее заботой и лаской и одновременно тайком подталкивала к могиле. Бальи сказал отрешенно:

— Твое время скоро истечет, чудовище. Осталось совсем немного песка, — уточнил он, показывая на песочные часы, стоявшие на утрамбованном земляном полу.

— Падаль, плевать я на тебя хотела! Ты подохнешь как свинья! Ты и есть свинья! Как твои дети и жена!

Услышав тяжелые шаги, все повернули головы. Им навстречу двигался огромный силуэт, затянутый в кожаный фартук. В руках он держал металлическую башенку.

— Палач, приготовьте зал. Никаких... нежностей[109], предусмотренных для женщин. Она этого не заслуживает.

— Как вам угодно, — пробормотал палач, склоняя лысую голову, увенчанную кожаным колпаком.

— Мерзкий грубиян! — прорычала Жильета с пеной на губах. — Я ничего не почувствую. Ты не причинишь мне зла. Я под надежной защитой.

— Скоро мы это проверим, — невозмутимо возразил Брине.

Жильету раздели и привязали к пыточному ложу. На какое-то мгновение она вытаращила от изумления глаза, когда раскаленное добела железо с шипением коснулось тонкой кожи ее живота. Тут же в воздухе разнесся отвратительный запах паленой плоти. Жильета завопила.

— Хватит, палач, — приказал бальи.

Палач равнодушно повернулся и вновь положил два металлических клинка на угли, горевшие синим пламенем.

— Говори, — велел Брине. От жары, царившей в помещении, его лицо покрылось потом. — Я не инквизитор. Мне нужны только признания. Я хочу услышать имя ведьмы, которую ты совершенно напрасно защищаешь. Я хочу знать, как ее найти. Мне плевать, раскаешься ты или нет. Бог тебе судья, и его приговор будет ужасным.

— Да пошел ты ко всем чертям ада! — прорычала Жильета, задыхавшаяся от рыданий.

— Палач, продолжайте.

Жильета вопила от боли всякий раз, когда металл опускался на ее живот. Ее вопли гулким эхом отскакивали от низких сводов подземелья. Брине молча смотрел на пузырящиеся алые раны, исполосовавшие ее живот, запрещая себе думать, что это плоть женщины. Нет, то была плоть подлой отравительницы, которая пыталась убить — и чуть не преуспела в этом — прекрасную, нежную мадам д’Отон. Вскоре вой прекратился. Жильета потеряла сознание. Но ненадолго. Ушат воды, который вылил на лицо Жильеты палач, привел ее в чувство. Когда она открыла глаза, Монж де Брине понял, что ненависть и надежда на спасение оставили ее. Остались только страдания и ужас.

— Говори. Неужели ты не понимаешь, что она солгала тебе, воспользовалась тобой, чтобы совершить свое гнусное дело, оставаясь в безопасности? У нее нет никакой власти. Да пойми ты это наконец!

Задыхаясь от рыданий, Жильета жалобно прошептала:

— У нее нет имени... Просто Ведьма. Это она велела мне заколоть кинжалом ... старую Раймонду, чтобы занять ее место в замке. Клянусь! Лачуга... в лесу Траан, недалеко от Сетона. .. Прошу вас... во имя любви к нашему Спасителю, умоляю вас...

— Палач, потушите угли и перевяжите раны. Затем пусть стражники отведут ее в камеру. Обращайтесь с ней милосердно, накормите и напоите.

Наклоняясь к истерзанному телу, бальи продолжил почти дружеским тоном:

— Ты правильно поступила. Когда я проверю сведения, которые ты мне сообщила, тебя повесят. Веревка будет короткой. И тебя повесят высоко, так что шея твоя сразу же сломается. Твоя агония не протянется долго. Даю тебе слово. Но если ты солгала...

— Я не солгала, клянусь вам, — пробормотала она, цепенея от ужаса.