Анабиоз. Ковчег - Иван Кузнецов

Игорь, размотав веревку, закрепил ее у дальнего конца крыши. Трос повис под углом градусов в тридцать. Посадка будет жесткой, но терпимой, если, конечно, крановщик не сорвется на полпути. И если вообще полезет.

— Михалыч, ты меня слышишь? — крикнул Игорь. — Лезь на стрелу, только не спеши. Доберешься до веревки, схватишься и съедешь на крышу. Все понял?

Крановщик смотрел на парня все с тем же отсутствующим выражением.

— Михалыч, все в порядке. Ничего не бойся, — продолжал увещевать Игорь. — Стрела широкая, ветра нет, веревка крепкая, из альпинистского набора. Только жилетку сними и с собой возьми вместо перчаток. Иначе руки сорвешь об веревку. Ты понял?

Крановщик даже не шелохнулся.

Игорь посмотрел на нас. Кажется, впервые я видел его растерянным. Он придумал план, запасся снаряжением, все рассчитал, проложил ковровую дорожку к спасению… И ничего не вышло. Жертва осталась на месте и вовсе не собиралась съезжать по тонкой ниточке, протянутой над тридцатиметровой пропастью.

— А ну встал, козел! — неожиданно заорал Сан Саныч. — Вон из кабины! Полез наверх!

Крановщик вздрогнул. Его взгляд сделался осмысленным. Он посмотрел на Сан Саныча и вдруг заскулил, точь-в-точь как раненый пес.

— Начальник, не проси. Убьюсь, расшибусь. Не проси, начальник. Лучше сдохну, лучше птицы склюют. Не полезу, начальник, не проси.

— Лезь, гребаный ублюдок!

Сан Саныч подошел к самому краю крыши. Казалось, еще чуть-чуть, и он прыгнет на кран, чтобы добраться до крановщика.

Михалыч завыл.

— Нет… Не проси… Сдохну… Лучше тут…

Я подошел к Игорю.

— Ружье заряжено?

— А? Да. А что?

— Дай-ка сюда. — Я подхватил «Эдган» и направил на кабину. — Лезь, пристрелю!

Продолжая поскуливать, Михалыч посмотрел на меня.

— Лезь! — Заорал я и нажал на спуск, целясь повыше. Хлопнул выстрел, разлетелось стекло кабины. — Лезь! Пристрелю!

Михалыч заревел — натурально зверь! — выбрался на площадку и, всхлипывая, полез на стрелу. Движения были угловатыми, неровными, но держался он крепко. Где-то на середине пути я вдруг осознал, что если крановщик сорвется, виноват буду я и только я. Неважно, какими были намерения, неважно, что другого пути не было. Именно я заставил его поставить на карту жизнь, и именно я буду отвечать за смерть.

Михалыч дополз до края стрелы, судорожно ощупал веревку и стянул оранжевую рабочую жилетку. Свернул в рулон, вцепился и начал медленно сползать со стрелы. Ему удалось перекинуть одну ногу через трос, когда вторая сорвалась, и крановщик с воем заскользил вперед.

У меня екнуло сердце.

Каким-то невероятным напряжением мышц он смог удержаться, буквально за секунду пролетел над просветом между краном и крышей, пронесся мимо нас и грохнулся на бетонную плиту крыши.

Сан Саныч подбежал первым. Крановщик свернулся в позу младенца, продолжая поскуливать.

— Не виноват я, начальник. Все пили. И Данник, и Петруха, и Юрген заходил… Я первый утром вышел… Не виноват я, начальник…

Я подошел следом. Веревка разрезала жилетку пополам. Грубая ткань продержалась ровно столько, чтобы спасти своему хозяину жизнь. От крановщика разило спиртом, рядом стремительно растекалось пятно. Пнув жилетку, я обнаружил во внутреннем кармане разбитую чекушку водки. Крановщик пил не только с вечера, он притащил бутылку с собой в кабину, где и отключился. А потом, проснувшись, снова налег на водку. В ослабленном состоянии ему потребовалось совсем немного, чтобы окончательно снесло башку.

— Ну, пойдем, пойдем. — Сан Саныч помог Михалычу встать и повел по лестнице вниз.

Игорь перезарядив ружье, показал мне большой палец.

Мебель горела плохо. Игорь даже порывался спуститься на плот и спилить ближайшее дерево, но Сан Саныч посоветовал не маяться дурью, а следить за кашей. Мы извели три стула, прежде чем вода начала закипать.

Окончательно рассвело. В облаках появились первые прорехи, сквозь которые нет-нет да выглядывало солнце. Народ в окрестных домах окончательно проснулся. То тут, то там из окон высовывалась чья-нибудь голова. Обозрев окрестности, голова обычно пропадала, но иногда начинала перекрикиваться с головой, торчащей несколькими этажами выше или ниже. Разговоры сводились к извечным: «Кто виноват?» и «Что делать?» Герцен и Чернышевский были актуальны, как никогда.

Игорь пытался что-то отвечать, я в основном слушал, Сан Саныч не обращал на головы никакого внимания. Он собрал костер, соорудил из кастрюли котелок и занялся завтраком. Выбор блюд был невелик, сошлись на пшенке. Пока вода закипала, я успел выслушать полдюжины предположений о случившемся: глобальное потепление, поднявшиеся грунтовые воды, прорванная канализация и разрушенная плотина. А вот ответа на второй вопрос так и не прозвучало. Ничего лучше, чем «ждать МЧС и военных» головы друг другу не присоветовали.

К моменту, когда вода закипела, Игорь сорвал голос, и Сан Саныч послал его за тарелками.

Михалыч после высадки впал в полузабытье. Сидел, обхватив колени, и смотрел в пространство. Иногда принимался что-то бормотать, но вскоре затихал. На кашу, правда, отреагировал: схватил ложку и, обжигаясь, принялся запихивать в себя густую массу. Остальные тоже не дремали. Я вдруг почувствовал жуткий голод, будто не ел лет десять. Судя по тому, как Игорь с Сан Санычем орудовали ложками, они испытывали схожие ощущения.

Я почти прикончил свою порцию, когда раздался шум, и на крышу неуклюже, по-медвежьи вылез мужик. На вид ровесник Сан Саныча, он отличался грузной фигурой при том, что ростом был с меня, если не выше. Кажется, он въехал к нам недавно. Мы сталкивались пару раз в лифте, но по имени друг друга не знали.

Богатырь, кряхтя, выпрямился и уставился на нас. Если он и ожидал кого-то увидеть, то уж точно не квартет завтракающих вокруг костра мужчин.

Зато Игорь отреагировал мгновенно.

— Владимир Николаевич, садитесь. Кашу будете?

— Здравствуй, Игорь. — У детины оказался глубокий, хорошо поставленный бас.

— Сан Саныч. — Охранник поднялся и протянул руку.

— Отец Владимир. — Детина пожал руку. — В миру Владимир. Как вам удобно.

О как. Я несколько сумбурно представился. Михалыч промычал что-то невнятное, но позы не поменял и в нашу сторону не посмотрел. Сан Саныч махнул рукой — мол, не обращай внимания и, несмотря на протесты, бухнул отцу Владимиру каши. Остатки разделили между собой. Не сказать, что наелись досыта, но червячка заморили. Правда, насладиться ощущениями я не успел.

— Что будем делать? — спросил Игорь.

— Что делать, что делать — сухари сушить. — Я отставил пустую тарелку. — Что ты хочешь услышать? Все же сам видишь.