Законодатели - Вера Крыжановская

Я молча следовал за ним, как вдруг заметил стоявшую на обрыве дикую козу. Я указал на нее отцу, а сам, подойдя к краю тропинки, натянул лук, но в ту же минуту получил сильный удар в спину, зашатался, потерял равновесие и полетел вниз, затем уже ничего не помнил…

Очнувшись, я увидел, что лежу в расщелине, окруженной скалами; земля вокруг была покрыта густым мхом, что, вероятно, и ослабило силу удара при падении. Тем не менее, я разорвал одежду о камни, тело было покрыто синяками и царапинами, а в спине ощущалась страшная боль.

Трудно описать мое душевное состояние при сознании, что родной отец хотел убить меня! В ту минуту я подумал, что он хлопотал о короне для Суами, и в душе зародилась ненависть к обоим. Однако я не умер, и чувство самосохранения вынудило меня искать спасения. Прежде всего я убедился, что кинжал остался в ране, и не хотел вынимать его, чтобы не истощить свои силы еще большей потерей крови. Ползая вокруг небольшой площадки, на которой лежал, я открыл тропинку, зигзагами поднимавшуюся на вершину. Не пытаюсь и описать, с какими усилиями и мучениями взбирался я по ней; минутами я ослабевал, потом карабкался снова. Наконец я добрался до другой, более просторной площадки и с великой радостью увидел журчавший родник, вытекавший из скалы. Меня мучила жажда, и я с наслаждением напился хрустальной, холодной воды, но силы мои истощались, и я потерял сознание.

Открыв глаза, я увидел, что нахожусь в обширной пещере, слабо освещенной приделанным к стене факелом. Лежал я на постели из мха и листьев, прикрытых шерстяной тканью; какой-то старец, стоя около меня на коленях, растирал мои виски и лоб живительной ароматической эссенцией. Я чувствовал себя относительно лучше. Рана моя была перевязана, и я не так страдал; но все тело горело, а голова словно готова была расколоться. Только впоследствии узнал я, что жизнь моя несколько недель висела на волоске. Когда опасность наконец миновала, слабость была так велика и силы настолько истощены, что я не мог шевельнуть пальцем, и выздоровление шло очень медленно.

Добрый старик, по имени Павака, продолжал ухаживать за мною, как нежный и любящий отец. Часто и подолгу рассматривал я его, дивясь, что несмотря на белоснежную голову и бороду, на его бронзовом лице не было морщин, а глаза горели, как у юноши.

Разумеется, меня более всего заботила моя собственная судьба. Я представил себе, какой переполох вызовет мое появление, так как меня считали, конечно, погибшим. Намерением моим было отправиться в ближайший от столицы город, собрать жителей и рассказать всю правду. Я был уверен, что народ восстанет на мой призыв свергнуть отца и осудить его. Но, помимо жажды мщения, меня пожирало и желание увидать Вайкхари. Однако силы и здоровье не возвращались, и я кашлял кровью, испытывая вместе с тем мучительную острую боль в спине и груди.

Однажды, совершив при помощи Паваки небольшую прогулку и вернувшись в пещеру совершенно обессиленный, я спросил своего спасителя, когда же, наконец, я выздоровею, так как сгораю от нетерпения поскорее уехать.

Павака покачал головой, дал мне выпить чего-то прохладительного и сказал:

– Друг мой, ты – мужчина, и я полагаю, что настало время тебе открыть истину. Ты не выздоровеешь никогда, потому что повреждены внутренние органы и по естественному ходу недуга твоего осталось тебе жить месяца два-три, не более.

Увидав мой ужас и кровь, выступившую от потрясения у меня на губах, он прибавил, пожимая мою руку:

– Не отчаивайся. Существует средство излечить тебя, вернуть прежнее здоровье и дать очень долгую жизнь, но средство это можно получить только путем жертв.

– Каких жертв? Я принесу все, самые великие, только бы выздороветь.

– Прежде всего, ты должен отказаться от всего, что осталось в мире.

– Этого я не могу, почтенный Павака. Я – наследник большого царства и жених страстно любимой женщины, которая так же любит меня и, наверное, оплакивает, как умершего. Отказаться от нее мне тяжелее, чем от самой жизни.

Павака с грустью и сожалением посмотрел на меня.

– В этом отношении у тебя нет более надежды. Вот уже несколько недель, как Вайкхари – супруга Пуластиа и…

Я не дослушал до конца его речь. Мне казалось, будто меня ударили молотом по голове и в то же время огненный меч пронзил грудь; я словно полетел в мрачную бездну и лишился чувств.

Только недели через две открыл я глаза, слабый и разбитый, но в полном сознании и ясно помня обо всем произошедшем. В душе моей бушевал ураган; но Павака не позволял мне подолгу задумываться, а давал успокоительные средства, повергавшие меня в почти непрерывный сон, и от этого силы мои укреплялись.

Однажды, чувствуя себя крепче обыкновенного, я взял руку старца и сказал:

– У меня большая просьба к тебе, Павака. Ты – великий ученый, так дай лекарство, которое вернуло бы мне силы хотя бы на несколько недель, потому что жить я не стремлюсь, а хочу только отомстить чудовищу, разбившему мою жизнь, лишившему всего, что было мне дорого; он убил мою мать, в чем я убежден, и похитил невесту.

Я собрался рассказать мою историю, но оказалось, что Павака уже знал все, а на мои слова неодобрительно покачал головою.

– Чудовище это – твой отец, а мщение людское – пустое ребячество, поверь. То, о чем ты просишь, я не в силах исполнить, а могу или вернуть здоровье и дать очень долгую жизнь, или оставить тебя здесь умирать. Но обдумай все хорошенько, прежде чем выбрать то или другое. Предположим, что я согласился бы на твою просьбу, и ты добрался до столицы, а затем свергнул с трона и убил отца – что ты выиграешь? Кратковременное, в течение нескольких месяцев царствование, отравленное при том угрызениями совести и горем да еще на глазах женщины, которой ты не можешь больше обладать. Если же, наоборот, ты добровольно преодолеешь пустое тщеславие, откажешься от мимолетной власти и от женщины, отделенной от тебя бездной, – то закрепишь за собой взамен того жизнь на сотни лет, неувядаемую молодость и красоту, а сверх того перед тобою распахнутся двери храма науки. По твоей ауре я вижу, что у тебя могучий и энергичный ум; значит, ты можешь достичь таких познаний, которые вооружили бы тебя чуть не безграничным могуществом. Вместо властвования над глупой и неблагодарной толпой ты будешь повелевать стихиями и распоряжаться самой природой, станешь царствовать над полчищами существ, которые будут твоими верными слугами, исполнителями всех твоих повелений.

Павака ушел, сказав, что предоставляет на свободе взвесить и обсудить мое решение; но энергичная натура помогла быстро победить мою нерешительность. Впервые после ранения хладнокровно обдумал я свое положение. Физическое состояние мое указывало, что земная плоть начинает разлагаться, а смерть, признаюсь, меня страшила; между тем предлагаемое таинственное будущее было заманчиво. О чем же мне было сожалеть в мире, если Вайкхари безвозвратно потеряна? Когда вернулся Павака, я объявил ему о намерении отказаться от земного величия, чтобы сделаться адептом и всецело отдаться науке.

Я не понял тогда загадочной усмешки, скользнувшей по лицу старца; ответил же он, что желание мое исполнится, и как только я принесу клятвенное обещание, мне дано будет лекарство, которое меня излечит.