Образ Беатриче - Чарльз Уолтер Уильямс

верил в ранг правителя, хотя не менее твердо верил он и в конкретное физическое лицо. И здесь можно процитировать высказывание, которым он руководствовался во многих своих размышлениях: «Не действие, свойственное сущности, существует ради этой сущности, а эта последняя ради него» (О Монархии, I, 3). Этот тезис вполне приложим и к Беатриче, и к Вергилию, и к Самой Пресвятой Деве, а также ко всем его друзьям, врагам и к нему самому. Данте явился в мир для того, чтобы заниматься своим делом, выполнять свою функцию. Всемогущий Бог не создавал Данте до тех пор, пока не подыскал для него подходящую задачу. Это основной закон всех образов любого рода; они созданы для выполнения определенной задачи. Ад — это прекращение работы, когда остаются одни образы без какой-либо функции, просто сами по себе.

Некоторое время Данте казалось, что его функция лежит в области политики. Мы знаем, что в 1295-96 годах он входил в состав Совета городского управления. В 1300 году он уезжает из города для выполнения некоей миссии, и в том же году становится одним из шести «приоров» — людей, занимавших определенные должности на протяжении двух месяцев. Свой пост Данте занимал с 15 июня по 14 августа 1300 года, то есть как раз в тот год, когда видение положило начало замыслу «Комедии». В то время город бурлил, разделенный борьбой двух фракций — Белых гвельфов, сторонников Императора, и Черных, выступавших на стороне Папы. В 1301 году разразился кризис; в июне Данте на совете выступил на стороне Белых против усиления власти Папы; 28 сентября того же года он говорил об этом в последний раз. 1 ноября Карл Валуа, призванный Папой, вошел во Флоренцию. Белые гвельфы вынуждены были отправиться в изгнание, и 27 января 1302 года Данте обвинили в коррупции и мошенничестве, нарушении мира и других серьезных правонарушениях. Он был приговорен к штрафу в пять тысяч флоринов, двухлетнему изгнанию и вечному исключению из любого Совета Флоренции. 10 марта его уже приговаривают к сожжению на месте, где бы он не был схвачен. Правда, 19 мая 1315 года изгнанникам предлагают уплатить небольшой штраф и пройти церемонию официального подчинения. Данте отказался от возвращения на этих условиях. За это он приговаривается вместе с двумя сыновьями к обезглавливанию.

Таковы вкратце взаимоотношения Данте с родным городом. Мы почти не знаем деталей, если не учитывать множество сомнительных по достоверности историй. О его отношениях с городскими женщинами мы знаем еще меньше. Исключение составляют лишь сведения о браке с Джеммой ди Манетто Донати. Считается, что они были помолвлены в 1277 году, когда поэту было двенадцать лет. Формально брак продлился до 1297 года, поскольку жена не последовала за мужем в изгнание и осталась во Флоренции. У них было трое детей — двое сыновей, Якопо и Пьетро, которые впоследствии присоединились к нему в Равенне, и дочь Антония, которая, как считается, стала доминиканской монахиней и приняла имя Беатриче. Примерно так выглядит биография Данте через призму времени.

Теперь можно вернуться собственно к работе Данте и к вопросу о том, что же все-таки произошло после смерти Беатриче? Когда и почему один ее образ сменился другим?

Через некоторое время после смерти Беатриче Данте встретил некую молодую женщину, «которая смотрела на меня из окна с таким сожалением, что казалось, что все сожаление в мире нашло в ней свое прибежище» («Новая жизнь», XXXV). Пребывая в состоянии опустошенности, поэт был тронут этим молчаливым сочувствием и подумал: «Не может быть, чтобы с этой сострадательной дамой не находился бы благороднейший Амор». Он встречал эту даму и потом, и «где бы меня ни увидела эта дама, бледный цвет сострадания запечатлевался на ее лице — как бы цвет любви являлся на ее ланитах» (там же, XXXVI). Бледностью дама очень походила на Беатриче. После некоторой внутренней борьбы Данте пришел к выводу: «Эта благородная дама, прекрасная, юная и мудрая, появлялась, как можно судить, по воле Амора, чтобы в жизни моей я нашел отдохновение» (там же, XXXVIII). Его горе, таким образом, несколько уменьшилось, и хотя он корил себя за неверность по отношению к памяти Беатриче, все же жизнь его вошла в более спокойную колею.

В «Пире» Данте даже вспоминает Эдипа, вырвавшего себе глаза и «в вечной ночи растворившего проклятие позора». И все же Дама Окна в его сознании связана именно с Амором. В «Новой жизни» Амор, как мне кажется, все еще определяется не как качество, а как существо. В этой ипостаси Амор все же немного менее величествен, чем в качестве духовной сущности. Данте подозревает, что его новое чувство — это не настоящая любовь, а лишь ее видимость. Он пишет сонет «Благая мысль мне говорит пристрастно // О вас, пленившей дни мои и сны» (XXXVIII). Но вскоре он понимает, сонет вдохновлен «скверным желанием»; что никакой любви на самом деле не было, поскольку любовь, это высокое видение, может быть связана только с Беатриче. «Наступил день, когда против этого неприятеля разума поднялось во мне могущественное видение» о первой встрече с его Дамой. Сердце — «неприятель разума», в конце концов, уступает и «все мысли мои обратились снова к благороднейшей Беатриче». Благодаря этому появляется окончание «Новой жизни». Последний сонет весьма примечателен. Он написан по просьбе двух дам, желавших иметь стихи поэта. Из уважения к ним Данте написал новое стихотворение.

За сферою предельного движенья

Мой вздох летит в сияющий чертог.

И в сердце скорбь любви лелеет Бог

Для нового Вселенной разуменья,

И, достигая область вожделенья,

Дух-пилигрим во славе видеть мог

Покинувшую плен земных тревог,

Достойную похвал и удивленья...

(«Новая жизнь», XLI)

«И тогда я называю мой помысел "духом-пилигримом", ибо духовно восходит он горе и, как пилигрим, покинув свою родину, остается в горних пределах». «Поистине наш разум в сравнении с присноблаженными душами не более как слабое око в сравнении с солнцем; об этом говорит Философ во второй книге своей "Метафизики". ... я не в силах был уразуметь, куда влечет меня мой помысел, а также проникнуть в чудесные свойства моей дамы — я понял лишь одно: что этот помысел заключил в себе образ моей дамы, ибо я непрестанно слышу в сердце своем ее имя».

Непосредственно после этого ему было дано «чудесное видение», и он решил больше не писать