Как в первый раз - Дженнифер Доусон

– Да, – коротко кивнула Пенелопа. Она чувствовала, что ее влечет к нему так же, как когда-то, и поэтому он должен был немедленно уйти. – Это все? – спросила она.

Эван уперся ладонями в барную стойку и посмотрел на нее напряженным взглядом.

– Мне ужасно неловко, – пробормотал он.

– Да, понимаю. – Она снова кивнула. – Что ж, извинения приняты. Ты выполнил свой долг, а теперь можешь уйти.

Его губы искривились в усмешке.

– Извинения приняты, но я не прощен, так?

– Зачем тебе мое прощение? – Пенелопа прислонилась к стойке. – Ведь прежде оно тебе не требовалось, верно?

Его зеленые глаза сверкнули, и он со вздохом проговорил:

– Мы оба знаем, что ты меня никогда не простишь. Да и не должна.

Пенелопа отвела взгляд и посмотрела на картину над камином. Холст в красно-белых тонах.

– Не знаю, что ты хочешь от меня услышать, Эван.

– Ты ничего не должна говорить. Я просто хотел, чтобы ты знала: мне очень стыдно.

– Теперь знаю, – сказала Пенелопа, по-прежнему не глядя на него.

– Зачем ты приходила?

Она откашлялась. Чуть помедлив, ответила:

– Я ведь уже говорила… Я приходила ради них. Подумала, а вдруг ты прислушаешься к кому-нибудь, кто тебе не родственник…

На несколько секунд воцарилось молчание. Потом он снова заговорил:

– То, что ты тогда сказала, – это было для меня очень важно. И это все изменило. Я оказался в скверном положении, и ты, как обычно, сделала именно то, что следовало, – заставила меня образумиться. Так что спасибо тебе.

Ничего более приятного Эван не говорил ей уже много лет, и эти его слова словно вернули ее в прошлое; она вспомнила, каким он был когда-то. Вспомнила не только их страсть, но и те часы, когда они болтали обо всем на свете.

Ох, она не хотела это вспоминать! Хотела по-прежнему держаться за то состояние гнева, которое помогало ей сохранять рассудок. Помогало сохранять сердце твердым и холодным.

Но все же она поступила правильно, когда пришла к нему. Ведь Шейн и Мадди теперь получат столь необходимое им облегчение…

Пожав плечами, Пенелопа проговорила:

– Не за что меня благодарить. Я же знаю, что футбол – это главное в твоей жизни.

Он со вздохом кивнул.

– Да, верно.

– Но если ты попытаешься… Я уверена, ты найдешь что-нибудь новое, что можно любить, – продолжала Пенелопа.

– Надеюсь, – отозвался Эван. И тут же, снова вздохнув, добавил: – Но я не знаю, что мне теперь делать…

Когда-то он говорил, что она – единственный человек, которому он может сказать абсолютно все. Когда-то она знала все его тайны. А теперь… Во всяком случае, она не хотела, чтобы он страдал. Пристально взглянув на него, Пенелопа сказала:

– Это всегда было твоей проблемой – уверенность в том, что в игре – вся твоя жизнь.

– Потому что это правда.

– Но даже если и так, тебе придется найти способ жить дальше. Тебе всего тридцать три, перед тобой – целая жизнь.

Он провел ладонью по волосам и пробурчал:

– У меня нет такого ощущения.

– Не становись одним из тех парней, которых ты терпеть не можешь, Эван. Романтизация прошлого вместо планирования будущего? Ты никогда себе не простишь, если так поступишь. Так что придется тебе строить новую жизнь. И поверь, это не так уж сложно.

Он посмотрел в окно, выходившее в патио. Снова взглянув на Пенелопу, сказал:

– Ты всегда умела говорить начистоту. Именно это мне нравилось в тебе больше всего.

Она пожала плечами. Даже на пике своей страстной влюбленности в Эвана Пенелопа всегда говорила то, что думала. Людей, целующих его в зад, ему и без нее хватало. Хотя, конечно же, она тешила его самолюбие множеством других способов.

– Наверное, тебе пора уходить, – сказала она, помолчав.

Их взгляды снова встретились. И тотчас же возникло напряжение.

– Прости меня, – пробормотал он, выпрямившись.

– Все нормально, Эван. – Когда-нибудь (правда, она не знала, когда именно) он не будет иметь над ней власти. Но то время еще не наступило, поэтому она хотела, чтобы он побыстрее ушел.

А он откашлялся и сказал:

– Тем вечером я не должен был тебя трогать.

Черт возьми! Почему он не уходит?! Пенелопа шумно выдохнула и проговорила:

– Это не важно. С этим уже покончено. Давай все забудем и начнем жить дальше.

– Ты всегда была для меня наркотиком. Придется воспользоваться методом «холодной индейки»[3].

О господи, опять этот его голос!.. Низкий и глубокий… Именно такой у него был голос, когда он что-нибудь шептал ей на ухо. И тогда она переставала сдерживаться.

Пенелопа помотала головой. «Не думай об этом!» – приказала она себе. Да, конечно, было ужасно, когда он держался с ней как с незнакомкой, но вот такое… Это и вовсе невыносимо.

– Все это происходило давным-давно, когда мы были детьми, – сказала Пенелопа.

Его напряженный взгляд, казалось, пригвоздил ее к месту.

– А сейчас, Пенелопа, когда я сорвался… Знаешь, я только об этом и думаю… О том, как бы попробовать тебя.

Она сделала глубокий вдох. Вот они, последствия ее необдуманного поступка! Ох, зачем она его впустила?! Ведь когда она оказывается рядом с Эваном, в голову ей приходит все та же мысль: «Всего разочек, всего один разочек…»

Но этого не должно быть! И не важно, что ей ужасно хочется получить дозу Эвана. Его губы, его ласки и поцелуи ничего не изменят. Необходимо вернуть все обратно. Они должны снова стать незнакомцами.

– Мне давно не пятнадцать, Эван. Я не могу исправить то, что в тебе когда-то поломалось.

Он обошел стойку и остановился прямо перед ней. Остановился слишком близко. И в груди снова возникла знакомая боль.

– Дело не в этом, Пенелопа.

– Нет, именно в этом. Я не могу стать бальзамом для твоих ран. Больше не могу.

Он долго всматривался в ее лицо, потом заявил:

– Мне все равно, что ты говоришь, потому что я знаю: ты чувствуешь то же самое.

Чувствует ли?.. Ох, еще как чувствует! Словно тело само, против ее воли, стремилось к нему. Но она не поддастся.

– Ты должен уйти, Эван.

Но тут он потянулся к ней, а она… Вместо того чтобы отпрянуть, Пенелопа осталась стоять на месте – словно к полу приросла. Эван же запустил пальцы ей в волосы и подергал ленту, удерживавшую хвост.