Девять плюс смерть равняется десять - Джон Диксон Карр

– Входите, – пригласил эконом. – Не обращайте внимания на мистера Кенуорти. Он немного расстроен.

– Расстроен? – отозвался достопочтенный Джером Кенуорти. – Черт бы вас побрал, я умираю, и это никого не заботит. – Он повернулся к Максу: – Прошу прощения. Я думал, это Уолшингем – стюард, который страдает иллюзией, будто постоянная диета из яичницы-болтуньи, даваемой в случае необходимости насильно, способна исцелить любой недуг – от простого несварения до бубонной чумы. Не оставляйте дверь открытой. Входите и будьте свидетелем того, как я испускаю дух.

Позднее Макс узнал от эконома, что его любимым развлечением было доставать Джерома Кенуорти. Но молодой человек был болен по-настоящему. В течение суток он не мог принимать никакой пищи и выглядел соответственно.

Достопочтенный Джером, один занимавший просторную трехместную каюту, лежал, откинувшись на мятые подушки и устало глядя на дверь. Это был тощий долговязый парень, чьи преждевременные морщины и бледность были лишь частично обязаны болезни. Прядь волос падала ему на один глаз, а восьмиугольные очки без оправы придавали обманчиво серьезный вид. Но глаза и рот свидетельствовали о чувстве юмора, даже если сейчас оно оказалось на заднем плане. Эконом пускал дым в его сторону.

– Я не шучу, Гризуолд, – сказал молодой человек. – Я не могу это выносить.

Улыбка исчезла с лица эконома.

– Что именно?

– Говорю вам, я умираю, – с серьезным видом прошептал Кенуорти. – Недавно я попробовал встать и тут же шлепнулся. Это произошло, когда вы пытались сыграть со мной одну из ваших идиотских шуток…

– Чепуха. Я не играл с вами никаких шуток.

Кенуорти плюхнулся на спину и закрыл глаза.

– Гризуолд, – обратился он к потолку, – я признаю, что вы имеете права расквитаться со мной за то плавание в августе. Но не сейчас. Подождите, пока я смогу дать сдачи. Это в десять раз хуже самого жуткого похмелья, какое у меня когда-либо было. – Внезапно вспомнив о присутствии Макса, Кенуорти повернулся на бок и открыл один глаз. – Прошу прощения. Чем могу вам помочь?

– Простите за вторжение, – в свою очередь извинился Макс. – Я искал эконома. Его зовет капитан.

Гризуолд выпрямился.

– Чего ради я вдруг понадобился старику? – недоверчиво осведомился он.

– Не знаю, но дело, кажется, серьезное. Можете пойти к нему сразу?

– Должно быть, кто-то перерезал ему горло, – беспечным тоном заметил эконом. – Я к вашим услугам. – Поднявшись, он повернулся к Кенуорти: – Не хочу, чтобы кто-нибудь думал, будто я мешаю пассажирам принимать пищу. И, честное слово, я не знаю, о чем вы говорите. Повторяю: я не играл с вами никаких шуток.

Кенуорти снова закрыл глаза.

– Убирайтесь, – злобно огрызнулся он. – Я вышколил Уолшингема и проделаю то же самое с вами. Убирайтесь и больше не приходите. Мы не шутим.

– Да, но что такого я сделал?

Кенуорти опять открыл один глаз.

– Некоторым кажется забавным надеть противогаз, внезапно открыть дверь и уставиться на меня, и именно в тот момент, когда эту старую калошу мотало из стороны в сторону, а я отдавал концы.

Эконом недоуменно заморгал:

– Противогаз?

– Вот именно. Не видел ничего подобного с тех пор, когда у меня была белая горячка в Майами. Это свиное рыло глазело на меня и не шевельнулось, когда я с ним заговорил.

– Вы серьезно?

– Еще как. Убирайтесь.

– Старина, даю вам честное слово, что я никогда…

– Слушайте, – прервал Кенуорти. – Я специально выбрал каюту напротив уборных. Ровно через минуту я схвачу халат и помчусь туда со скоростью триста восемьдесят пять миль в час, так что не попадайтесь на моем пути. Иными словами, если вы не понимаете намек, сжальтесь над страданиями сильного мужчины и идите по своим делам.

– Но…

– Вон!

– Простите, старина. Я пришлю к вам доктора.

– Только попробуйте, и я запущу в него яичницей. Я хочу побыть один.

Толкая перед собой Макса, эконом выключил свет, вышел в коридор и закрыл дверь.

– С этим парнем всегда одно и то же, – виновато произнес он, когда они шли по коридору. – Мы с Крукшенком обожаем его поддразнивать.

– Вы имеете в виду, что он постоянно видит людей в противогазах, открывающих дверь и смотрящих на него?

Эконом усмехнулся:

– Вероятно, он пытается свести со мной счеты. Вы читаете детективы?

– Очень часто.

– Во время прошлого плавания я сказал Кенуорти: «Если вы хотите кого-то отравить, это лучше всего сделать на лайнере. Подождите, пока у жертвы начнется морская болезнь, и дайте ей яд. Она будет чувствовать себя все хуже и хуже, а врач станет только улыбаться и предписывать побольше сухого печенья. В результате жертва умрет, прежде чем кто-нибудь успеет что-то заподозрить». Мистер Кенуорти позеленел, услышав это… – Гризуолд осекся, вероятно осознав, что говорит с братом капитана «Эдвардика». Его смех перешел в кашель. – Но я не хочу, чтобы вы думали… – быстро начал он.

– Нет-нет.

– Так что хочет от меня старик? И где он?

Беспечное выражение исчезло с лица эконома, когда Макс объяснил, в чем дело.

– Хорошо, – кивнул он. – У меня в офисе есть чернильный валик для снятия отпечатков пальцев. Мы можем расположить их на карточках, указывающих места в столовой. У фотографа тоже имеется подходящий аппарат. Скажите старику, что мы придем через пять минут. Прошу прощения. – И эконом начал спускаться к своему офису.

Макс остался на площадке перед лестницей. Стеклянные витрины сувенирной лавки напротив были освещены, хотя лавка уже давно закрылась. Рядом находилась парикмахерская, тоже уже закрытая. Макс уставился на ряды сувенирных зажигалок, кукол, ножей для бумаги и орнаментов, демонстрируемых в витринах. Как и Кенуорти, ему не показалось забавным, когда кто-то неожиданно коснулся его плеча сзади.

– Добрый вечер, – поздоровался доктор Реджиналд Арчер. – Интересуетесь сувенирами? Наверняка думаете о какой-то леди?

– Да.

– Надеюсь, я вас не напугал?

– Нет.

Доктор Арчер, очевидно, поднялся по лестнице. Он кутался в плотный белый махровый халат и вытирал полотенцем редкие мокрые волосы. На его босых ногах были шлепанцы. При этом он добросовестно нес спасательный жилет.

– Поплавал в бассейне на палубе «Д», – объяснил доктор.

– Господи, уже без четверти одиннадцать! Я пробыл там больше часа.

– Хорошо поплавали?

– Великолепно! – Лицо доктора лучилось добродушием.