Шассе-Круазе - Тамара Кандала

Она уверяла, что является инженером человеческих душ, мозгов и внутренностей, и настаивала, что нигде из вышеперечисленного не нашла ничего интересного.

– Содержание практически одно и то же, не будем определять субстанцию.

Последний ее вернисаж наделал много шума. На открытке-приглашении красовалась могильная плита с артистическим именем То́мки и датой рождения и смерти. День смерти совпадал с датой вернисажа. Форма одежды для приглашенных предлагалась «черная, траурная».

Гости явились в какую-то заброшенную котельную на окраине города, полную ржавых труб, паутины и разного металлического хлама, и, натыкаясь друг на друга почти в полной темноте, сбились в группки вокруг возвышения в центре. Ровно в назначенное время мощный луч прожектора осветил «инсталляцию» – на возвышении стоял гроб, обитый ярко-оранжевым атласом с черными аппликациями птичек, цветочков и бабочек. В пламенеющем под цвет ее волос гробу, в смиренной позе покойницы возлежала совершенно голая Томки, бледная и прекрасная, с венком из полевых цветов на животе, обрамляющим пупок со вставленной в него горящей свечкой.

Грянул, заставив вздрогнуть присутствующих, торжественный похоронный марш, составленный из музыкальных кусков Шопена, рок-группы «Хаббл» и цыганщины. Все помещение осветилось желтоватым светом, придав лицам присутствующих мертвецкий восковой оттенок. Похоронный марш сменился на заунывный гул с вкраплениями завываний то ли гиен, то ли ветра, создавая впечатление долетающих стонов грешников из самой Преисподней. А на огромный, свесившийся с потолка экран каким-то образом была спроецирована вся толпа собравшихся. Причем толпа эта пребывала не в покое, а, при помощи высокотехничных осветительных фокусов невидимого осветителя корчилась в неприличных судорогах, некоем ритуальном бесноватом танце.

Всем стало явно не по себе.

В этот момент «покойница», переместив венок с живота на голову и взяв свечу в руки, уселась в гробу и произнесла небольшую речь:

– Позвольте вам орально донести истину: настоящее искусство имеет много сил красоты. Оно состоит из лучшего в себе, какое редко кто есть. И настоящие большие люди имеют способы насладить себя ими, кто обладает настоящим искусством в его объеме! – И, раскланявшись во все стороны, торжественно завершила: – Спасибо, мой мозг кончил.

Потом «покойница» спустилась к гостям. Голая, босиком, она обходила по очереди всех гостей, церемонно и торжественно пожимая им руки, и благодарила за присутствие на «таком грустном мероприятии».

– Наша жизнь – хэппенинг и инсталляция, неизвестно кем исполненная, – повторяла хулиганка всем гостям подряд.

Кстати, весь этот макарбный перформанс проспонсировал неравнодушный к искусству и, видимо, к самой перфоманщице Карл.

Томки с Лорой друг друга обожали, несмотря на все различия в статусе и характере. И обязательно виделись хотя бы раз в неделю, чтобы «отвести душу». Они обсуждали все на свете, хохотали до упаду над собой и всем остальным человечеством и обязательно делились «сокровенным». В общем, у каждой из них в лице другой была подруга, о которой мечтает каждая женщина.

Прошло две недели с момента появления в жизни Лоры этой странности, которую она не понимала, куда отнести – к области ли галлюциногенных явлений, связанных с некими патологическими изменениями в ее организме, возможно, опухолью головного мозга; или же ее бессознательным, пытающимся таким образом подать ей некий знак. Тем не менее Лора понемногу начала привыкать к Глазу, как привыкают к собственным сновидениям. Каждый знает, что есть такие сны, повторяющиеся на протяжении всей жизни, к которым человек привыкает до такой степени, что порой принимает их за реальные события, имевшие место где-то в далеком прошлом, в детстве, например. Или за бабушкины рассказы. Или за некий онирический опыт, приобретенный неведомым образом. А то и за нечто совершенно уж переплетенное с каждодневной рутиной, засеченным краем глаза событием, брошенным кем-то невзначай словом, случайной картинкой в книжке или на уличном плакате, да и бог знает чем еще.

Глаз приручал ее осторожно, стараясь не спугнуть, появлялся всегда неожиданно, но каким-то образом соответствуя ее настроениям. Она находила его то забавным паучком на невидимой паутине потолка, то крабиком, смешно передвигающимся по квартире на спорых ножках-ресничках и забирающимся к ней на колени. Он порхающей слюдяными крылышками стрекозой сопровождал ее во время утренних пробежек в парке. Корчил рожицы по утрам, пристроившись на яблоке или банане. А то и Оком Взирающим заглядывал к ней в окно из темноты, повиснув между мерцающими звездами.

Лора научилась разговаривать с ним – задавать вопросы иногда вслух, иногда мысленно – и получать ответы, странным образом отпечатывающиеся у нее в мозгу, как увиденное отпечатывается на сетчатке глаза. Ответы его почти всегда были неожиданными, порой казались бессмысленными, порой банальными. У нее часто возникало впечатление, что говорит она с самой собой, хотя и немного «другой» Лорой, как бы вынырнувшей из глубин своего подсознания и материализовавшейся в этом странном существе.

Но еще чаще ей казалось, что ее «сожитель» – пришелец из неведомого мира, почти зеркально похожего на ее собственный, только, скажем, с иначе расставленными акцентами.

Лорино сосуществование с этим странным явлением можно было бы сравнить с приятной и осознаваемой неадекватностью. Ну, как если бы психически больной человек в моменты просветления мог увидеть себя со стороны, скажем, в психушке, в роли Наполеона и подивиться своему странному поведению. Но при этом ему бы не захотеть ничего менять (как если бы это зависело от него) по той простой причине, что в этой роли он чувствовал себя гораздо лучше, естественней и, главное, интересней, чем в реальной жизни.

Лора ходила на свою скучную работу в банк, где занимала хорошую высокооплачиваемую должность, консультировала клиентов по различным вариантам вкладов и приносила значительную выгоду многим любителям финансовых игр, включая собственную контору. Да и самой ей перепадали неплохие проценты. Она была обладательницей прекрасной квартиры в престижном районе, недалеко от парка с чистейшим озером, в котором водились карпы и по которому плавали лебеди. Могла позволить себе каждые два-три года менять машины и в любой weekend сорваться и умчаться, куда душенька пожелает. В общем, не отказывала себе ни в чем.

В среднем дважды в неделю она ужинала и спала с Дэном, периодически лениво выясняя с ним отношения.

Серьезно подумывала завести собаку.

Но теперь вместо собаки у нее появилось странное создание – Глаз.

Томки была единственным существом на свете, с которым Лора могла бы поделиться этим своим опытом без риска быть отправленной в психушку.

Сейчас они сидели в парке на берегу озера, грызли жареную кукурузу и ею же кормили уток и лебедей. Было самое начало осени, буйство красок ошеломляло глаз, все вокруг блистало и переливалось, дублируясь в отражении озерной глади с девически невинными букетиками белых кувшинок на плоских зеленых подносиках. Открыточные лебеди пытались привлечь к себе внимание, играя неестественно длинными извилистыми шеями. Утка-хромоножка, известная всем завсегдатаям, пользовалась своей «инвалидностью» на всю катушку – приковыляв прямиком к скамейке, на которой блаженствовали подружки, она попрошайничала самым беззастенчивым образом, и ей, конечно же, доставалось больше всех ее сородичей.