Аргентина. Полная история страны. От древности до наших дней - Антонио Фернандес

Дискриминация была абсурдной, ведь испанцы пытались принизить своих братьев, потомков испанских переселенцев, но от этого она выглядела еще более обидной. Испанцам следовало бы помнить старинную пословицу, которая гласит, что «гостю не будет добра, если он оскорбляет хозяев», но они считали хозяевами себя, а не креолов.

Жизнь в колонии подчинялась законам, которые принимались в Мадриде. Местные жители могли дополнить какой-то закон или что-то просаботировать, но в целом правила устанавливались в метрополии и далеко не всегда соответствовали местным реалиям.

Монополизация торговли вызывала раздражение не только у тех, кто непосредственно занимался ею, но и вообще у всех жителей колоний, вынужденных покупать товары у испанских торговцев, которые, пользуясь отсутствием конкуренции, держали высокие цены.

Сложилась уникальная ситуация, когда и знать, и простые люди, включая негров-рабов, горячо хотели одного и того же – освобождения от власти испанской короны. Знать хотела править без оглядки на Мадрид, крестьяне с ремесленниками надеялись, что без испанцев они заживут лучше, а рабы рассчитывали на освобождение.

Перед глазами жаждущих свободы было несколько вдохновляющих примеров – недавняя Война за независимость Соединенных Штатов, в которой колонистов поддержали Франция, Голландия и Испания (!), Великая французская революция и, наконец, Гаитянская революция, ставшая единственным в истории человечества успешным восстанием рабов[56].

В истории с британской интервенцией Испания продемонстрировала полную недееспособность. Местным жителям пришлось самим, без какой-либо поддержки со стороны метрополии, организовывать борьбу с интервентами. Перед интервенцией вице-король маркиз де Собремонте не раз просил у Мадрида подкрепления, но получил только несколько тысяч мушкетов для ополчения, причем без пороха и пуль. По сути, метрополия бросила Буэнос-Айрес и все вице-королевство на произвол судьбы, и этого ей не забыли. Кстати, мушкеты, присланные маркизу, стали первой и единственной партией оружия, предназначавшейся для ополченцев, – испанское правительство не поддерживало идею создания ополчения в колониях, поскольку видело в нем угрозу своей власти. Только чрезвычайный случай – нависшая угроза британского вторжения – мог сподвигнуть Мадрид на вооружение ополченцев.

В наше время кажется удивительным, как Испании, не такой уж и большой стране, удавалось более двух веков удерживать под своим контролем огромные американские территории (а вдобавок еще и африканские колонии, и Филиппины с близлежащими островами). Дело было не только в хорошо отлаженной колониальной системе, но и в том, что до определенного времени колонистов устраивала власть метрополии. А когда перестала устраивать, начались потрясения.

После британской интервенции в вице-королевстве Рио-де-ла-Плата практически не осталось испанских войск. Сразу же после изгнания британцев происпански настроенные круги знати стали требовать роспуска ополчения, но это требование было отвергнуто патриотами, у которых уже начал складываться план освобождения родины от испанского владычества. Надо отметить, что ряды сторонников национальной независимости и роялистов были неоднородными. Среди роялистов можно было встретить креолов, а среди жаждущих независимости попадались испанцы – все зависело от взглядов конкретного человека и от того, с какой властью связывал он свои надежды.

Отделение восточной провинции и Парагвая. Попытка мятежа в Буэнос-Айресе

Старшей дочерью короля Испании Карла IV была инфанта Карлота, выданная в 1790 году за португальского принца Жуана, сына королевы Марии I и короля Педру III. Реальной правительницей Португалии была Мария, а Педру, несмотря на свою принадлежность к правящей династии Браганса, был королем jure uxoris[57]. Педру III умер в 1786 году, а в 1792 году Марию I признали безумной и Жуан стал регентом королевства. Способностей к правлению он не имел, склонности тоже, и вообще находился под каблуком у своей властной жены, которую недоброжелатели называли новой Мессалиной[58], намекая на ее распутство.

Португальский двор бежал от Наполеона в Бразилию, где Карлота вознамерилась расширить свои владения за счет испанских владений. В первую очередь к Бразилии должно было быть присоединено вице-королевства Рио-де-ла-Плата. Основания для подобных притязаний имелись, ведь Карл IV и Фердинанд VII отреклись от престола, а Жозеф был узурпатором, не имевшим никаких прав на испанский престол. Хунту, правившую в Севилье от имени Фердинанда, Карлота в расчет не принимала – мало ли найдется желающих править в смутное время?

Карлота Жоакина, инфанта Испанская

Вице-король Линье и кабильдо отказались обсуждать идею присоединения к Бразилии, но среди креолов нашлось немало таких, кого эта идея увлекла. Времена настали тревожные, а в союзниках Карлоты была Великобритания, которая непременно поддержала бы бразильско-португальскую интервенцию, надеясь наконец-то заполучить территории на Южноамериканском континенте. Создание на территории вице-королевства конституционной монархии во главе с Карлотой в сложившейся ситуации выглядело оптимальным, но Карлота не собиралась делиться властью, поэтому о конституционной монархии пришлось забыть.

Развитие событий подстегнуло прибытие в Буэнос-Айрес в середине 1808 года наполеоновского эмиссара маркиза де Сассэне. Наполеон рассчитывал на то, что маркиз сможет найти общий язык с вице-королем Линье, своим давним приятелем, и убедит его признать Жозефа Бонапарта законным королем Испании и владыкой Испанской Америки. Этого не произошло, потому что Линье показал себя истинным патриотом Ла-Платы, но многие были убеждены в том, что два француза сумеют поладить друг с другом.

21 сентября 1808 года кабильдо города Монтевидео при поддержке роялистов создало Правительственную хунту, которую возглавил губернатор Восточной провинции Франсиско Хавьер де Элио (примечательно, что членами Хунты были только испанцы). Хунта провозгласила Восточную провинцию, впоследствии ставшую государством Уругвай, независимой от вице-королевства, которым управлял «враг испанской нации» Линье. Также хунта объявила о своей верности законному королю Фердинанду VII и признании власти Верховной центральной хунты, находившейся в Севилье. Маркиз де Сассэне, который готовился отплыть из Монтевидео во Францию, был арестован.

Аналогичные события произошли в Асунсьоне. В обоих случаях инициатива принадлежала испанцам, но их поддержала большая часть креолов, у которых были свои соображения: креолы рассчитывали, что после разгрома Верховной центральной хунты наполеоновскими войсками Восточная провинция и провинция Парагвай автоматически получат независимость.

Вице-король Сантьяго де Линье не мог ничего сделать, потому что аудиенсия была против силового подавления мятежа и значительное число военных симпатизировало мятежникам. Бессилие власти вдохновило на мятеж роялистов Буэнос-Айреса, предводителем которых был знатный испанец Мартин де Альсага. 1 января 1809 года, после завершения муниципальных выборов, на главной площади города собралась небольшая толпа роялистов, требовавшая смещения Линье и установления хунты. Опорой роялистов стали солдаты нескольких испанских батальонов, расквартированных в Буэнос-Айресе. Мятежников поддержали члены кабильдо и духовенство, возглавляемое епископом Бенито Луэ-и-Риегой. Линье был готов оставить свой пост, но в дело вмешались патриотически настроенные офицеры (Корнелио Сааведра, Мартин Родригес и другие), которые вывели своих солдат из казарм и разогнали мятежников, заодно