Подозреваемый - Дин Кунц

– Когда я был маленький, у нас было такое же крыльцо, – сказал он. – Мы любили сидеть на нем и смотреть на проезжающие автомобили.

Он снял солнцезащитные очки, сунул их в карман рубашки. Взгляд его пронзал, как высокооборотное сверло.

– Миссис Рафферти принимает эрготамин?

– Принимает что?

– Эрготамин. Медицинский препарат, помогающий при мигренях.

Митч понятия не имел, то ли действительно существует такой препарат, то ли детектив придумал это слово, чтобы подловить его на лжи.

– Нет. Насколько мне известно, она обходится аспирином.

– И как часто с ней такое случается?

– Два или три раза в год, – солгал Митч. На самом деле мигрени у Холли не было никогда, да и голова болела крайне редко.

Черно-серая бабочка сидела на стойке справа от лестницы, ночная летунья спала в тени, дожидаясь заката солнца.

– У меня бывают приступы офтальмофлегической мигрени. Она воздействует только на глаза. Перед ними начинает все мерцать, плюс появляются черные зоны, но это проходит минут через двадцать, причем голова не болит.

– Если уж суждено страдать от мигрени, то это не самый плохой вариант.

– Врачи обычно прописывают эрготамин, если приступы случаются не реже раза в месяц.

– У нее такое бывает раза два, максимум три в год.

Митч пожалел, что затронул тему мигрени. Таггарт слишком хорошо знал, что это такое.

Да и разговор ни о чем нервировал Митча. Он понимал, что голос его звучит очень уж напряженно, недоверчиво.

И Митч старался избегать глаз детектива. Теперь же заставил себя встретиться с ним взглядом.

– Мы нашли на собаке ИУАВС, – сообщил ему Таггарт.

– Что?

– Идентификационное устройство американской ветеринарной службы. Микрочип, о котором я упоминал ранее.

– Ага. Понятно.

Прежде чем Митч понял, что вновь ведет себя так, словно в чем-то провинился, его взгляд сместился с Таггарта на проезжающий по улице автомобиль.

– Их имплантируют в мышцы между лопатками собаки. Чипы очень маленькие. Животное не ощущает его присутствия. Мы сканировали ретривера, получили номер ИУАВС. Это сука из дома, расположенного в одном квартале к востоку и в двух к северу от места преступления. Фамилия владельца – Окадан.

– Бобби Окадан? Я работаю у него на участке.

– Да, я знаю.

– Мужчина, которого убили, – это не мистер Окадан.

– Нет.

– Тогда кто? Родственник, друг?

Таггарт ушел от ответа.

– Я удивлен, что вы не узнали собаку.

– Один золотистый ретривер не отличается от другого.

– Не совсем. У каждого есть индивидуальные особенности.

– Мишики, – вспомнил Митч.

– Это кличка собаки, – подтвердил Таггарт.

– Мы работаем на участке по четвергам, и домоправительница держит собаку в доме, чтобы она не путалась у нас под ногами. Так что я главным образом видел ее через стеклянные двери, которые выходят в сад.

– Судя по всему, Мишики этим утром выкрали с участка Окаданов, где-то в половине двенадцатого. Поводок и ошейник не принадлежат Окаданам.

– Вы хотите сказать: собаку украл мужчина, которого застрелили?

– Похоже на то.

Эти слова решили проблему с визуальным контактом. Теперь Митч просто не мог отвести глаз от детектива.

Но Таггарт наверняка пришел не для того, чтобы поделиться столь необычной информацией. Наверняка она послужила исходной точкой для умозаключений детектива и вопросов, которые он хотел задать Митчу в свете вновь открывшихся обстоятельств.

В доме зазвонил телефон.

Похитители обещали связаться с ним в шесть вечера. Но они могли разозлиться, если б позвонили раньше и не смогли его найти.

Митч начал подниматься с кресла, но слова Таггарта остановили его:

– На вашем месте я бы не снимал трубку. Скорее всего, это мистер Барнс.

– Игги.

– Мы с ним разговаривали полчаса тому назад. Я просил его не звонить сюда, пока я не поговорю с вами. С тех пор он боролся со своей совестью, и наконец совесть победила. Или проиграла, смотря с какой стороны посмотреть.

– Так о чем, собственно, речь? – спросил Митч, опустившись в кресло.

Игнорируя его вопрос, Таггарт задал встречный:

– Как по-вашему, сколь часто воруют собак, мистер Рафферти?

– Я даже не представлял себе, что их могут воровать.

– Такое случается. Но воруют их не так часто, как автомобили, – улыбка Таггарта не была заразительной. – Собаку нельзя разобрать на части, как «Порше». Хотя время от времени их крадут.

– Я вам верю.

– Породистая собака может стоить тысячи долларов. Но зачастую вор и не собирается ее продавать. Просто решил заполучить красивого, чистопородного пса, не заплатив ни цента.

Хотя Таггарт держал паузу, Митч не знал, что и сказать. Ему хотелось побыстрее закончить разговор. И при этом не терпелось узнать цель этого разговора. Конечно же, кража собаки была лишь прелюдией.

– Собак некоторых пород крадут чаще других, потому что они известны за свой кроткий нрав, неспособность противостоять вору. И золотистые ретриверы в этом смысле особенно популярны. Они легко идут на контакт с незнакомыми людьми и неагрессивны.

Детектив опустил голову, уперся взглядом в пол, словно размышляя над своей следующей фразой.

Митч не верил, что Таггарту нужно собираться с мыслями. У этого человека каждая мысль знала свое место, как марширующие на плацу солдаты.

– Собак обычно воруют из припаркованных на стоянках автомобилей, – наконец продолжил детектив. – Люди оставляют собаку в салоне, дверцы не запирают. Когда возвращаются, Фидо уже нет, а потом кто-то зовет его Герцогом.

Осознав, что вцепился в подлокотники плетеного кресла с такой силой, будто его уложили на огромную сковороду и он ждет, пока палач разожжет под ней огонь, Митч попытался расслабиться.

– Или хозяин привязывает собаку к парковочному счетчику у магазина. Вор развязывает узел поводка и уходит со своим новым лучшим другом.

Еще пауза. Митч ее выдержал. Лейтенант Таггарт заговорил, не поднимая головы:

– Крайне редко, мистер Рафферти, собаку крадут со двора владельца ясным весенним утром. Все редкое, необычное разжигает мое любопытство. И я начинаю разбираться, что к чему.

Митч поднял руку и начал массировать шею, как, возможно, поступил бы расслабившийся человек, понимающий, что речь идет о чем-то, совершенно его не касающемся.