Девушка с голубкой - Индия Грэй

— Прости, — прошептала она.

Еще мгновение мужчина не двигался. Потом с преувеличенной аккуратностью убрал ладонь с ее бедра и переложил на руль:

— Пойми, Лили, я никогда не стану хорошим мужем и отцом. Но я не тиран. Я не позволю себе ограничивать или запугивать тебя.

Лили показалось, что в этот момент маска властного и самовлюбленного плейбоя треснула, приоткрыв печаль и одиночество. Все инстинкты подсказывали ей коснуться, обнять его, но, пока она ловила ртом воздух, шанс был упущен. Тристан снова стал воплощением ледяной безупречности.

— Я не могу предложить тебе любовь, — сказал он. — Только безопасность. Сделаю все, что в моих силах, чтобы защитить тебя и ребенка. Это понятно?

Шокированная, Лили только молча кивнула.

Тристан остановил машину на Примроуз‑Хилл, возле дома, номер которого умудрился выведать у Лили прежде, чем она провалилась в сон. Оглядел симпатичный викторианский особняк с фасадом, увитым осенней плетистой розой, перевел взгляд на спящую девушку. Золотисто‑матовый уличный свет скользил по идеальной коже, подчеркивал четкий рисунок скул, на которые ложилась тень от густых ресниц. Композиция заставила бы фотографов и редакторов модного глянца прослезиться от восторга. Но Тристан лишь крепче сжал руль и зажмурился.

Если бы только она не была такой красивой…

«Для начала я не стал бы спать с ней и не попал бы в такую ситуацию, — желчно подумал мужчина. — А если бы и попал, мне было бы гораздо легче представить, что мы всего лишь две стороны делового соглашения, узаконивающего право Лили на имя и деньги. Но не на секс, потому что любой секс, кроме случайно‑одноразового, подразумевает чувства. А на чувства я никогда не подписывался».

Однажды, во время перелета, Тристану попалась любопытная газетная статья. Ученые доказали, что, если определенные неврологические реакции не формируются в раннем детстве, они не формируются вообще. Тристан узнавал свой случай в каждой строчке, а когда закрыл газету, невесело улыбнулся от мысли, что у него появился научный ответ на слезливые обвинения бывших любовниц. Не знавший любви в детстве, он вырос неспособным ни испытывать, ни принимать это чувство. Открытие принесло странное облегчение, позволило наслаждаться бездушными связями со спокойной совестью. Он был осторожен, предусмотрителен и сразу ставил подруг перед фактом, что им не стоит строить долгосрочные планы… Какими же наивными все эти предосторожности казались ему сейчас!

— Мы дома? — Лили со вздохом открыла глаза. — Прости, я не собиралась засыпать. Так устаю, что готова отключиться, даже лежа на гвоздях. Зайдешь на чашечку кофе?

— Кофе? — переспросил он, приподняв бровь.

— Кофе. Я — беременная женщина в центре гормонального вихря. Для тебя это абсолютно безопасно.

— Насколько я помню, то же самое ты говорила в прошлую нашу встречу. — Тристан не удержался от жесткой подколки. — Пожалуй, от кофе откажусь, но мне нужно твое свидетельство о рождении, чтобы оформить разрешение на брак. Оно у тебя есть?

С немым кивком Лили прошла к двери по выложенной черно‑белой плиткой дорожке. Включила настольную лампу в прихожей, с наслаждением избавилась от туфель. Свет лампы просочился сквозь тонкий шелк платья, показав Тристану очертания бесконечно длинных ног. От концентрированной сексуальности этой домашней сценки мужчине стало трудно дышать, словно кто‑то двинул его кулаком в солнечное сплетение.

Стоя спиной к нему, Лили копалась в ящике антикварного секретера. Тристан прислонился к дверному косяку, огляделся. Подушки, малиновые и цвета морской волны, прикрывали выцветший бархат софы, на стенах вперемешку висели картины эпохи королевы Виктории, современные рекламные постеры и фотографии, которые хотелось рассмотреть поближе. Тристан стиснул зубы и отвернулся.

Серая кошка прошествовала между его ног и скрылась в направлении кухни, сопровождаемая по пятам двумя котятами.

— Сколько у тебя кошек?

Лили обернулась, сжимая в руках пачку документов, перевязанных старой красной лентой.

— Официально ни одной. Я провожу слишком много времени в разъездах. Когда бываю дома, подкармливаю бездомных. — Она развязала ленту и вытащила документ. — Эта серая кошка сама была совсем маленькой, когда у нее появились первые котята. Мне ужасно стыдно, что я не стерилизовала ее вовремя.

Не глядя, Тристан взял у Лили свидетельство:

— Учитывая наши обстоятельства, странно слышать, как ты переживаешь из‑за пренебрежения кошачьей контрацепцией.

Девушка потупилась и начала смущенно теребить ленту изящными пальчиками:

— Да, наверное.

Это тихое признание вины заставило Тристана почувствовать себя бессердечным подонком. Незнакомое чувство оказалось острым и неприятным — как стрела в грудь.

— Прости. Я был несправедлив.

— Нет, ты прав. — Она улыбалась, но глаза сверкали от невыплаканных слез.

Тристана посетило еще одно малоприятное ощущение: словно кто‑то взялся за торчащую из груди стрелу и начал крутить ее в ране, безуспешно пытаясь вытащить. Чтобы спрятать куда‑нибудь глаза, он забрал у Лили ленту и обернул вокруг безымянного пальца ее левой руки.

— Что ты делаешь?

— Мне нужен размер кольца.

Теперь они оба смотрели вниз — на бледные тонкие пальцы Лили в большой смуглой ладони Тристана.

— Ты понимаешь, что это все необязательно? — тихо спросила молодая женщина.

— Что необязательно?

— Жениться на мне.

Глядя в ее глаза, подернувшиеся нежной дымкой, как осенний воздух заволакивается прозрачным дымом костра, он горько рассмеялся:

— О нет. Видишь ли, несмотря на то что мужчины Ромеро не обладают способностями к романтике или отцовству, есть одна вещь, которую мы понимаем и исполняем очень хорошо.

— И что же это?

— Долг. — В устах Тристана слово прозвучало как ругательство.

— И все? — Лили закусила губу. — Только долг?

— Только долг. Не обманывай себя, Лили. Не думай, что получишь что‑то сверх того, что я предложил, или сможешь превратить меня в более подходящего для семьи и брака мужчину, открытого чувствам…

— Но я думаю, ты и сейчас открыт чувствам.

Лили подошла так близко, что Тристан почувствовал миндальный аромат ее кожи, и положила ладошку ему на грудь, прямо над сердцем.

— И еще я думаю, что чувство, которому ты особенно открыт, это страх.

Эффект ее слов можно было сравнить разве что с инъекцией чистого адреналина. Вслед за волной жара по телу прокатилась ледяная волна ярости. Схватив Лили за запястье, он дернул ее руку вниз с такой силой, что она покачнулась и прижалась к нему в поисках равновесия. Обращенное к мужчине лицо пылало от уязвленной гордости и… вожделения. Тристан немедленно почувствовал прилив крови к низу живота. Дыхание обоих стало тяжелым и неровным.