Ворон. Кровавый глаз - Джайлс Кристиан

— Придет Судный день, и ты станешь молить Христа о прощении, — хрипло пригрозил он. — Клянусь, что так будет! — Доблестный Гриффин улыбнулся, произнося эти слова.

Сигурд рассмеялся и ответил:

— Ваш Белый Христос слаб. Это бог женщин. Говорят, он благоволит трусам и шлюхам.

Остальные язычники закивали. Некоторые из них вытирали лезвия своих мечей о трупы.

— Тебя нельзя назвать слабым, англичанин, — продолжал Сигурд. — Сегодня ты убил великого воина.

Ярл нахмурился и бросил взгляд на мертвого скандинава, который без кольчуги выглядел ничуть не более свирепым, чем обычный молодой парень из Эбботсенда, если не считать многочисленных шрамов, покрывавших его белую кожу.

— Почему ты идешь за вашим Белым Христом, англичанин? — спросил он.

Отяжелевшие веки Гриффина опустились. Мне хотелось верить, что он лишился чувств.

Предводитель скандинавов пожал плечами и заявил:

— Я отдаю тебя Одину, чтобы после смерти ты увидел истинного бога, который заставляет врагов в разгар битвы бросать оружие и с позором бежать к своим женщинам.

После этого Сигурд приказал своим людям обыскать дома и забрать все, что только можно. Ярл напомнил, что ценности могут быть припрятаны в пепле, в горшках и даже в соломе. Язычники действовали расторопно, опасаясь прибытия местного магистрата. Они начали таскать мешочки с монетами, инструменты, ткани, оружие, копченую свинину и ягнятину через холмы к своим кораблям.

Крики слышались очень редко. Почти все женщины скрылись в лесу и еще не знали о гибели мужчин. Я видел, как был убит отец Алвунны, но знал, что и у нее самой, и у ее матери хватило ума бежать из деревни. Бедная девчонка!.. Но я никогда не был в нее влюблен, как, впрочем, и она в меня.

Я опустился на корточки рядом с Эльхстаном и ждал, когда же язычники обратят на нас внимание. Тогда они убьют меня и старика вместе с Гриффином. Я провел рукой по рассеченной губе, увидел алую кровь и понял, что больше не дрожу. Беспощадная бойня, свидетелем которой я стал, излечила меня от страха. Я стиснул зубы. Пусть Гриффин презирает меня за трусливый поступок, но он все-таки не увидит, как я молю о пощаде.

Скандинавы собрали сухие дрова и сложили погребальный костер, на который поместили тело воина, убитого Гриффином. Один из них взял меч и начертил на земле круг, затем схватил охотника за окровавленные волосы и втащил туда. В раненом едва теплилась жизнь. Первая соломенная крыша вспыхнула трескучими языками пламени, погребальный костер тоже занялся огнем. Старый седобородый воин, в косы которого были вплетены кости, начал громким голосом призывать богов.

На старом ясене закаркал ворон, жадно дергая головой, наблюдая за деяниями людей. Я понял, что это та самая птица, которая встретилась мне вчера на рассвете у сторожевой башни на берегу. Ворон разинул здоровенный клюв и встопорщил перья на шее, ощетинившиеся острыми иглами. Я оглянулся на Гриффина, и желудок выдавил мне в горло теплую рвоту.

Эльхстан застонал, пытаясь подняться на ноги, но я удержал его на земле и прошептал:

— Не шевелись, старик.

Половина его лица заплыла, превратилась в сплошной темно-лиловый кровоподтек.

Эльхстан принюхался, и я подтвердил:

— Да, деревня горит.

Мой взгляд был прикован к тем истязаниям, которым скандинавы собирались подвергнуть Гриффина. Я не обращал внимание на пламя, разгоравшееся с сердитым треском.

— Язычники хотят что-то сделать с Гриффином. Это работа дьявола, Эльхстан.

Охотник застонал, и мое сердце заныло от жалости. Его угасающая жизнь вспыхнула снова от невыносимой боли. Эльхстан схватил меня за плечо, потом раскинул руки в стороны.

— Это «орел», — догадался я.

Слезящиеся старческие глаза вспыхнули безумным огнем, широко раскрылись и воскликнули: «Не смотри, глупец! Храни нас Христос, не смотри!»

Но я не мог отвести взор и видел, как старый годи вонзал топорик в спину Гриффина. Он снова и снова вырывал ребро за ребром. Весь мой мир заполнился пронзительными криками гордого воина. Двое скандинавов, прижимавших к земле охотника, извивающегося в мучениях, были забрызганы его кровью. Наконец языческий жрец вырвал последнее ребро, открыл плоть, спрятанную под ними, запустил руки в кровавое месиво, вытащил легкие Гриффина и положил их на его изувеченную спину, по одному с каждой стороны, словно блестящие красные крылья.

— Язычники вскрыли спину Гриффина, — прошептал я старику столяру, который отвернулся, не в силах вынести это жуткое зрелище.

Я нагнулся, содрогаясь в рвотных позывах, но мой желудок был пуст. Я ощутил лишь сухую боль.

— «Кровавый орел», — пробормотал я, потрясенный тем, о чем до сих пор знал только по рассказам стариков.

Эльхстан перекрестился и издал гортанный стон. Крики Гриффина стали невыносимыми. Жидкое бульканье затерялось среди треска пылающего дерева и рева пламени.

Годи поднялся на ноги, воздел руки к небу.

— Один, Отец всех! — воскликнул он, тряхнув головой так, что застучали кости, вплетенные в его волосы. — Прими этого воина, убитого твоими волками! Пусть он пьет хмельной мед за твоим столом, чтобы Белый Христос не смог сделать из него раба! Один, Бесстрашный скиталец! Этот «орел» — подарок ярла Сигурда, который бросает вызов волнам и стремится прославить твое имя!

Тут предводитель норвежцев пристально посмотрел на меня, на мой кровавый глаз и стиснул маленький деревянный амулет, висящий на шее. Это было человеческое лицо, у которого недоставало одного глаза.

— Убейте старика, — махнув рукой, приказал он. — Мальчишку оставьте в живых. Отведите его на борт «Змея».

— Мой господин, он умелый столяр! — воскликнул я на языке чужестранцев. — Не убивайте его!

Бородатый скандинав, которого я впервые увидел на носу дракара, оттолкнул меня и занес меч, чтобы поразить Эльхстана.

— Он мастер своего дела! — не сдавался я. — Посмотрите, мой господин!

Я выхватил из-за пояса нож, которым пользовался во время еды, и протянул его Сигурду. Воин, застывший надо мной, отнял у меня эту вещицу, небрежно взглянул на нее, швырнул Сигурду под ноги, снова повернулся к Эльхстану и оскалился.

— Подожди, Улаф! — остановил его Сигурд, изучая нож.

Лезвие было короткое и простое, как у того языческого ножа, что мастер возвратил мне сегодня ночью, однако рукоятка была вырезана в форме дельфина. Сам я никогда их не видел, но Эльхстан в детстве нашел одного мертвого дельфина, выброшенного на гальку. Эту рукоятку он вырезал по памяти.

— Это кость благородного оленя, мой господин, — продолжал я.

Сигурд провел по белой фигурке морского существа большим пальцем, и я воспринял это как признание мастерства работника. По правде сказать, я видел, как Эльхстан вырезал гораздо более красивые рукоятки для тех, кто мог заплатить за них. Однако этот нож был мне очень дорог как подарок. Лишь сейчас до меня дошло, что Эльхстан дал мне его взамен того, языческого, который он обнаружил у меня на шее. Быть может, тем самым старик хотел помочь мне начать новую жизнь вместе с ним.