Друг государства. Гении и бездарности, изменившие ход истории - Егор Яковлев

Сипаи — это солдаты туземных войск (индуисты и мусульмане), присягнувшие британской короне и за это получившие определенные привилегии по сравнению с соотечественниками. Да, они жили в бараках, а не в уютных бунгало и не могли подняться по карьерной лестнице выше чина сержанта, но зато им платили приличное жалованье и выдавали казенное обмундирование. Почему же они решили променять свое привилегированное положение на изнурительную войну, победа в которой изначально была очень сомнительна? Очевидно, среди сипаев были патриоты, движимые мечтой о независимости родины, но роль детонатора сыграли обстоятельства иного рода. Во-первых, английское колониальное иго отнюдь не казалось благом для всех слоев коренного населения. Англичане с их откровенной претензией на расовое превосходство для большинства индийцев были отнюдь не благородными цивилизаторами, несущими «бремя белого человека», а чужаками-завоевателями, которые сами собой никуда не уйдут. Как метко сказал много позже Махатма Ганди, «Взгляните на историю Британской империи и британской нации; любовь к свободе, как бы сильна она ни была, не поможет народу, который не стремится взять ее своими руками». Во-вторых, у отдельного класса туземцев был вполне конкретный интерес, отличный от патриотических абстракций: индийские феодальные князья, служившие в сипайских войсках, желали возвращения земель, которые отняли британцы.

Кроме того, в сипайские полки проникли члены радикальной мусульманской секты, начавшей действовать на территории Индии за несколько десятилетий до этого, — ваххабиты. Они истово призывали единоверцев, страдающих от голода и нищеты, к священной войне против «неверных».

Крупнейший советский востоковед Григорий Бонгард-Левин отмечал: «Ваххабитская пропаганда среди этих сипаев находила благодатную почву… Идея восстания, таким образом, давно вынашивалась, но неправильно представление, что восстание было планомерно организовано, — оно вспыхнуло стихийно».

Поводом к мятежу весной 1857 года стала новая британская винтовка Энфилда, поступившая на вооружение сипайских частей. Патроны к ней якобы были пропитаны свиным салом и говяжьим жиром.

Соответственно, их скусывание было греховным для исповедующих и ислам, и индуизм. Британцы не только не смогли переубедить индийцев, но, более того, подвергли отказавшихся повиноваться публичным наказаниям. В городе Мирут разъяренные сипаи попросту вырезали своих мучителей и отправились на штурм Дели. После этого сработала цепная реакция, и по всей Северной Индии начались стихийные солдатские бунты.

Единого лидера, своего «принца Даккара», у повстанцев не было. Опьяненные свободой сипаи выглядели не как боеспособная армия, а как разъяренная толпа, из которой постепенно исчезали начатки организации. Современник событий Карл Маркс справедливо писал об этих событиях: «Разнородная масса восставших солдат, которые перебили своих офицеров, сбросили с себя узы дисциплины и не смогли выдвинуть человека, на которого можно было бы возложить командование, — такая масса была менее всего способна организовать длительное и серьезное сопротивление». Она его и не организовала: мятеж был подавлен отлаженной военной машиной британцев с хладнокровной жестокостью.

Расправы сипаев над англичанами, которые привели колонизаторов в неистовство, надо признать, носили зверский характер. Так, британский гарнизон Канпура согласился на капитуляцию при условии, что местный сипайский предводитель Нана Сахиб позволит всем сесть в лодки и доплыть по Гангу до британской Калькутты. Но как только ворота города открылись, на побежденных набросились обезумевшие индийцы: все мужчины были растерзаны, а женщин и детей Сахиб заточил в тюрьму, долгое время использовал как заложников, а когда превосходящие силы британцев подступили к его цитадели, приказал перерезать пленникам горло.

Месть королевских сил была ужасной. Английский аристократ лорд Элфинстон честно констатировал, что «преступления, совершенные нашей армией после взятия Дели, неописуемы. Месть пала на всех: и на друзей, и на врагов». Подполковник Т. Райс Холмс сообщал: «Группы туземцев предавали суду Военного Комиссариата или специальных комиссаров, каждый из которых был наделен исключительным правом миловать и казнить от имени правительства. Судьи эти были совершенно не склонны к проявлению милосердия. Почти все представшие перед судом были признаны виновными, и почти все, кого признали виновными, были приговорены к смертной казни. На видном месте в городе установили виселицу площадью четыре квадратных фута, и каждый день на ней вешали по пять-шесть обвиняемых. Вокруг сидели британские офицеры и, попыхивая сигарами, наблюдали за конвульсиями жертв». Впрочем, суды чаще всего не требовались. Отец военной журналистики корреспондент «Таймс» Уильям Говард Рассел сообщал: «При взятии Лакхнау начались поджоги и всеобщее избиение, в котором не делалось никаких различий. С несчастным, который попадал в руки наших солдат, будь он сипай или аудский крестьянин, расправлялись на месте, не спрашивая ни о чем. Разве не было достаточно того, что у него темная кожа? Веревка и сук или пуля в голову быстро кончали с беднягой». Однако и это было не самое страшное. Тот же Рассел свидетельствовал: «Все виды возмездия, нехристианской пытки вроде зашивания мусульман в свиную кожу, обмазывания свиным салом перед казнью, сжигание их тел, принуждение индусов осквернять себя являются позорными и в конце концов оборачиваются против нас самих. Все это духовные пытки, и прибегать к ним у нас нет никакого права, и мы бы не посмели прибегать к ним на глазах Европы». Между тем в Индии они применялись самым широким образом.

В произведении Жюля Верна англичане бесчеловечно убивают и семью создателя «Наутилуса». Правда, подробностей его участия в восстании писатель нам не сообщает. Его принц Даккар — человек европейски образованный, технологический гений и полиглот. Никого подобного среди сипайских предводителей не было. Так что же, капитан Немо чистой воды вымысел?

В архиве Жюля Верна хранится множество бумаг, посвященных Нана Сахибу, который долгое время считался основным прототипом капитана Немо. Правда, он, в отличие от литературного героя, был не принцем, а приемным сыном пешвы — первого министра индуистского государства маратхов — Баджи Рао II, который был низложен англичанами и мирно жил в тихом провинциальном дворце в Битхуре, получая, впрочем, от колонизаторов щедрую пожизненную пенсию. После смерти Баджи Рао в 1851 году жизнь Сахиба переменилась. Возможно, к участию в мятеже его подтолкнула и утрата привилегий, которыми пользовался старый пешва и которые в том или ином виде распространялись на него самого. Нана был по-своему энергичным, решительным и сильным человеком, но, как мы уже убедились, кровожадным и не знающим жалости. Вероятно, не всем известно, что Жюль Верн посвятил восстанию сипаев отдельный роман под названием «Паровой дом», где Нана Сахиб выведен под собственным именем. Вот программа борьбы с англичанами, которую он излагает своим единомышленникам: «Горе начальникам королевской армии, не погибшим под ударами наших сипаев! Погиб Лоуренс, погиб Нэпир, погибли Гобсон и Навлок, но многие уцелели! Живы Кэмпбелл, Роз и между ними тот, кого я ненавижу более всех, жив полковник Мунро, потомок палача, первого, осмелившегося привязывать индусов к пушечному дулу, жив человек, собственноручно убивший мою подругу, рани! Только попадись он мне в руки, я покажу ему, забыто ли мною зверство полковника Нейля, избиение Секандер-Бага, бойня дворца бегумы, Барейли, Джанси и Морар, забыты ли ужасы острова Гидасп и Дели! Тогда он увидит, забыл ли я его клятву в моей смерти, точно так же как и я поклялся не оставлять его в живых!»