Злые самаритяне. Миф о свободной торговле и секретная история капитализма - Ха-Джун Чанг

Но даже без таких экстремальных мер решения чаще всего принимаются в пользу богатых государств. Они могут запугивать и покупать развивающиеся страны либо за счет собственного бюджета на международную помощь, либо используя влияние на решения по кредитам, выносимые МВФ, Всемирным банком и «региональными» многосторонними финансовыми организациями[11].

Помимо этого, между двумя группами существует огромный разрыв в интеллектуальных и дипломатических ресурсах. Один мой бывший студент, который недавно покинул дипломатическую службу в своей родной африканской стране, как-то сказал мне, что от его государства на все совещания ВТО в Женеве ходили три человека, включая его. Совещаний было по десятку в день, так что они с коллегами какие-то полностью пропускали, а остальные делили между собой. Таким образом, на каждое совещание они могли потратить всего по два-три часа. Иногда им удавалось попасть в нужный момент и внести какой-то важный вклад в обсуждение. В других же случаях им не так везло и все самое важное проходило без них. Напротив, в США (возьмем сразу другую крайность) десятки специалистов работают в ВТО только в сфере обсуждения прав на интеллектуальную собственность. Мой бывший студент отмечал, что его стране еще повезло: более 20 развивающихся стран не могут прислать в Женеву ни одного дипломата, а некоторые другие обходятся одним или двумя. Можно рассказать много других историй, подобных этой, но все они доказывают, что международные торговые переговоры — дело крайне асимметричное: они напоминают войну, в которой одна сторона сражается старинными пистолетами, а другая бомбардирует ее с воздуха.

Маргарет Тэтчер, британский премьер-министр и глава неолиберальной контрреволюции, известна тем, что однажды осадила своих критиков, заявив: «Альтернативы нет». Дух этого заявления пронизывает все изображение глобализации злыми самаритянами.

Злые самаритяне любят представлять глобализацию как неизбежный результат неумолимого развития технологий в области связи и транспорта, изображать своих критиков как оставшихся в прошлом «современных луддитов», которые «поглощены борьбой за выяснение того, где чье оливковое дерево». Попытки противостоять историческому процессу, как они заявляют, могут привести лишь к катастрофам, что подтверждается кризисом мировой экономики в межвоенный период и провалом государственной индустриализации в развивающихся странах в 1960–1970-е годы. Утверждается, что существует лишь один способ идти в ногу со временем — глобализация. Для этого нужно надеть на себя золотую смирительную рубашку, имеющую единый размер для всех, как это якобы сделали практически все успешные экономики, что и стало причиной их процветания. Альтернативы нет.

В этой главе я показал, что лозунг «Альтернативы нет» берет свое начало в принципиально неверном понимании тех сил, которые движут глобализацией, и искажении истории в угоду собственной теории. Свободная торговля часто навязывалась слабым странам, а не была их сознательным выбором. В большинстве случаев те, у кого был выбор, отказывались от свободной торговли, а если и принимали ее, то на непродолжительное время. Почти все успешные экономики (как развитые, так и еще развивающиеся) преуспели благодаря выборочной стратегической интеграции с мировой экономикой, а не при помощи безусловной глобальной интеграции. Развивающиеся страны чувствовали себя гораздо лучше, пока руководствовались автономными принципами в «старые недобрые дни» государственной индустриализации, а не после того, как их полностью лишили самостоятельности во время первой глобализации (колониального управления и неравных договоров) или навязали методы извне (в последнюю четверть века).

Глобализация вовсе не является чем-то неизбежным, поскольку это скорее результат политики (то есть человеческой воли и решений), а не технологий, как утверждают злые самаритяне. Если бы развитие глобализации определялось технологиями, невозможно было бы объяснить, почему в 1970-е годы (когда мы обладали всеми современными технологиями транспорта и связи, кроме интернета) мир был глобализован гораздо меньше, чем в 1870-е (эру пароходов и проволочного телеграфа). Технология определяет лишь внешние границы глобализации. То, какую форму она примет, зависит от решений в области национальной политики, от заключаемых международных соглашений. И если это верно, то тезис «альтернативы нет» ложен. Альтернатива происходящей ныне неолиберальной глобализации существует, она даже не одна. В дальнейшем мы будем исследовать эти альтернативы.

У Даниэля Дефо, автора «Робинзона Крузо», была яркая жизнь. Прежде чем стать романистом, он занимался предпринимательством — импортиро­вал шерсть, трикотаж, вино и табак, а также работал в правительстве — организовывал королевские лотереи, в стекольном ведомстве, которое взимало знаменитый «налог на окна» — налог на собственность, начислявшийся в соответствии с количеством окон в доме. Кроме того, он был влиятельным автором политических памфлетов и вел двойную жизнь. Сначала он шпионил для Роберта Харли, консервативного спикера палаты общин, а затем осложнил себе жизнь, подрядившись работать на правительство вигов, которым руководил Роберт Уолпол — злейший враг Харли.

Вероятно, предпринимательство, литература, сбор налогов, политическая сатира и разведка не давали достаточной остроты ощущений, поэтому Дефо занимался еще и экономикой. Этот аспект его жизни еще менее известен, чем шпионская деятельность. В отличие от романов («Робинзон Крузо», «Молль Флендерс»), основная экономическая работа Дефо — «План английской торговли» (1728) — сейчас почти забыта. В популярной биографии, написанной Ричардом Уэстом, эта книга не упоминается вообще, а Пол Бакшнайдер, автор другой биографии, получившей, кстати, несколько премий, касается этого труда только в отношении незначительных тем, например взглядов Дефо на коренных американцев. Однако эта книга представляла собой добросовестное и проницательное исследование промышленной политики Тюдоров, из которого многому можно научиться и сегодня.

В этой книге (далее «План») Дефо описывает, как монархи ди­настии Тюдоров, в особенности Генрих VII и Елизавета I, использовали протекцио­низм, субсидирование, распределение монопольных прав, спонсируемый правительством промышленный шпионаж и другие меры государственного вмешательства, чтобы развивать английское производство шерсти, которое в то время было самой высокотехнологичной индустрией в Европе. До Тюдоров Британия не входила в число ведущих экономик, экспортируя сырую шерсть для получения средств на импорт. Производство шерстяных изделий в то время было сосредоточено в современных Бельгии и Нидерландах, в особенности во фламандских городах Брюгге, Генте и Ипре. Британия экспортировала сырье и получала неплохой доход. Но те иностранцы, которые знали, как получать из шерсти одежду, наживались гораздо сильнее. Это закон конкуренции: люди, которые умеют делать сложные вещи, недоступные другим, получают больше дохода. Такую ситуацию и хотел изменить Генрих VII, придя к власти в конце XV века. Согласно Дефо, Генрих VII посылал королевские миссии, чтобы определить места, где стоит открыть шерстяные мануфактуры. Как и один из его предшественников — Эдуард III, он выписал опытных мастеров из Бельгии, повысил налог на вывоз шерстяного сырья и даже временно наложил вето, чтобы стимулировать обработку шерсти в собственной стране. В 1489 году он запретил и вывоз сукна, за исключением грубых материалов ниже определенной рыночной стоимости, чтобы стимулировать изготовление одежды на местах. Его сын Генрих VIII придерживался политики отца и не разрешал вывоз неготового платья в 1512, 1513 и 1536 годах.