Клинок инквизиции - Диана Удовиченко

Ученик снова тряхнул головой, и слегка картавя, пробормотал:

– Не надо было добавлять в мыльную основу азотную кислоту. Что-то не то получилось…

Сенкевич усмехнулся: похоже, парень только что чуть не изобрел нитроглицерин – способный алхимик, ничего не скажешь. Тут же приняв решение, строго произнес:

– Пока ты опытами занимаешься, за тобой стражу выслали. Добрые соседи думают, ты колдун.

Парень воровато огляделся, шмыгнул обратно в дверь. Вскоре он выбежал из аптеки с мешком через плечо и со всех ног припустил по переулку. Видно, давно уже готовился к аресту, подумал Сенкевич, отправляясь вдогонку.

– Стой! Стой, говорю!

Ученик аптекаря даже не думал останавливаться. Пришлось прибавить ходу. Наконец, задыхаясь и мысленно матерясь, Сенкевич схватил шустрого беглеца за плечо, развернул на ходу к себе:

– Ты куда несешься?

Тот замялся, не зная, можно ли доверять странному незнакомцу.

– Не бойся. Это же я тебя предупредил. Зачем мне сейчас тебя выдавать?

– Спасибо тебе, добрый господин, – скороговоркой ответил мальчишка. – Но мне идти надо, пока не началось…

– Тебе есть где спрятаться?

– Главное, из города выбраться. Я думал к цыганам пойти…

– Нужен ты им, – пренебрежительно отмахнулся Сенкевич. – Скоро святая инквизиция и за них примется, вот увидишь.

Парень затуманился:

– И куда же податься несчастному еврею? Повсюду гонят, повсюду ненавидят, повсюду жгут… о, мой бедный, бедный народ…

– Меньше надо аптеки громить, – наставительно заметил Сенкевич. – Пойдем, я знаю место, где можно пересидеть в первое время. Шапку только надень, прикрой лохмы. Как тебя зовут?

– Аарон. – Мальчишка шмыгнул носом, извлек из мешка помятый берет, водрузил на голову.

– А меня Фридрих. Пойдем со мной, Аарон.

– Я не колдун, – обиженно бубнил по дороге парень. – Не жру младенцев, не летаю на шабаши, не целую дьявола под хвост.

– А что, колдуны целуют? – скептически осведомился Сенкевич.

– Ну а как же! Обязательно! И колдуны, и ведьмы, – убежденно ответил Аарон.

– И зачем?

– Как они иначе преданность докажут? Это называется срамной поцелуй. А ведьмы так еще и совокупляются с сатаной.

Станет сатана на них силы тратить, подумал Сенкевич. Делать ему нечего, приходить ко всем, кому в голову взбредет шабаш устраивать, подставлять задницу под поцелуи – так и герпесом заразиться недолго, да еще и немытых баб потом трахать. Но выдумка хороша, это он признал уже давно, с того момента, как занялся всерьез темными науками. Святая инквизиция понимает толк в черном пиаре. Вслух же произнес:

– Хорошо, верю. На шабаши ты не летаешь, задов не целуешь. А чем занимаешься?

– Алхимией и астрологией. Это науки, а не колдовство!

– Хочешь, покажу тебе совсем новые алхимические опыты? – предложил Сенкевич, подлаживаясь под его манеру говорить. – Я много знаю о свойствах веществ.

Мальчишка загорелся:

– Конечно, хочу! Герр Келлер только учил меня смешивать микстуры и делать настойки. Но мне нужно не ремесло, а наука! Я хочу получить философский камень, сделать из свинца золото…

– Золота не обещаю, – хмыкнул Сенкевич, – но много других полезных вещей делать научу.

Задними дворами они добрались до окраины города, зашли в лачугу Эльзы. Зомбированная женщина теперь все время пребывала в благостном настроении и не обратила никакого внимания на нового жильца.

Придется подыскивать другое убежище, подумал Сенкевич. Здесь втроем уже тесно, да и воняет жутко. И деньги кончаются… Надо скорее осуществлять свои задумки. Но для этого требуются люди…

– Аарон, проводишь меня в цыганский табор?

Мальчишка охотно согласился.

Монументальная ратуша с многочисленными башенками, крепостная стена – настоящая, прочная, способная защитить город при штурме. Тяжелые ворота, стражники возле них. Мужчины в плащах, серых рубахах и – как назывались эти штаны? Шлоссы вроде бы или шоссы. Женщины в длинных накидках, в чепцах, закрывающих волосы, и темных платьях, перетянутых передниками. Угрюмые лица, подозрительные взгляды. Запах дыма – здесь без конца кого-то жгут, вонь нечистот – горожане выливают содержимое ночных горшков прямо на улицу. Мухи, несмотря на холодную октябрьскую погоду, роящиеся вокруг домов. Все это реальность. Это не сон и не бред. Дан порадовался, что не наломал дров, пытаясь проснуться. Вот бы хорош он был, послав инквизиторов подальше!

Очевидно, то пульсирующее пятно было чем-то вроде портала или прорыва во времени. Как в фантастике и фэнтези, которые любил на досуге почитывать Дан. Только вот жаль, вместо прекрасных эльфов (а главное, эльфиек), новых возможностей и власти над миром он получил мрачное Средневековье, в котором, оказывается, еще существуют и колдуны. И выглядят они совсем не как в фэнтези-романах.

Раз Сенкевич запихал его в прошлое, значит, может и вернуть. Он-то понимал тогда, что происходит, это было видно по его поведению. Нужно как можно скорее найти этого гребаного фокусника и заставить его снова открыть дыру.

Выходит, и Настя здесь, ее надо отыскать в первую очередь. Наверняка она тоже переместилась в чужое тело. Затруднит ли это поиск? Дан так не думал. Сейчас он был уверен: человек, который привлек его внимание в толпе – Сенкевич. Дан ощутил его присутствие, на подсознательном уровне, что ли. Он не понимал, откуда это знает, но уверенность все крепла. В конце концов решил, что причина неважна. Может, совместное путешествие во времени их связало, может, что-то еще, но это давало надежду, что Дан так же почувствует Настю.

Он заглядывал на улице в лицо каждой девушки и женщины, пытаясь узнать в ней подругу – пока безрезультатно. Ничего, думал Дан, скоро, как сподвижник инквизиции, он получит доступ в любой дом, тогда и найдет Настю. Лишь бы она сумела выжить. Он хорошо знал: его девушка не из тех, кто теряется в незнакомой обстановке.

Шпренгер не терял времени даром. Вчера, сразу после допроса, Дан, а вернее, Мартин, был зачислен в ученики ближних, и его отвели в казарму – там было человек двадцать, молодые парни. Дан не стал даже знакомиться с будущими товарищами – сполоснулся из бочки с холодной водой, смыл кровь, рухнул на отведенный ему соломенный тюфяк и уснул.

Ранним утром, еще до рассвета, мрачный монах разбудил обитателей казармы зычным воплем. Ученики вскочили, замерли по стойке смирно. Монах двинулся вдоль рядов, критически оглядывая подопечных. Он был высок, жилист и широкоплеч. Худое, почти изможденное лицо выражало недовольство, длинный нос и близко посаженные глаза делали его похожим на птицу. Он даже голову наклонял по-птичьи.