Пляска смерти - Стивен Кинг

Почему эти картины АИП стали классикой жанра? Да потому, чтоони были очень просты, сняты наспех и так по-любительски, что иногда кажется,будто видишь тень от микрофона в кадре или замечаешь баллоны акваланга подчешуей подводного чудища (как в “Нападении гигантских пиявок” (Attack of theGiant Leeches)). Сам Аркофф вспоминает, что к началу съемок у них редко бывалготовый сценарий; часто деньги вкладывались в проект исключительно на основанииназвания, которое показалось удачным в коммерческом смысле, как, например,“Ужас из пятитысячного года” (Terror from the Year 5000) или “Пожиратели мозга”(The Brain Eaters) – то есть чего-то такого, что будет хорошо выглядеть нарекламных плакатах.

Но, каковы бы ни были причины, результат получился отличным.

3

Ну, давайте эту тему на время оставим. Поговорим очудовищах.

Что именно есть чудовище?

Начнем с того, что любая история об ужасном, как быпримитивна она ни была, по своей природе аллегорична. Автор рассказывает нам,как пациент на кушетке психоаналитика, что-то одно, в то время как это означаетсовсем другое. Я не утверждаю, что жанр ужаса сознательно аллегоричен илисимволичен: это был бы уровень искусства, которого достигают очень немногие.Недавно в Нью-Йорке прошла ретроспектива фильмов АИП; ретроспективный показпредполагает достаточно высокий уровень искусства, но фильмы эти по преимуществу– дешевка. Они будят сладкую ностальгию, но тот, кто ищет подлинную культуру,должен поискать где-то в другом месте. Абсурдно полагать, что Роджер Корманнеосознанно создавал искусство, снимая за четыре дня фильм с бюджетом в 10тысяч долларов.

Аллегория присутствует здесь лишь потому, что она заданазаранее, ее невозможно избежать. Ужас притягивает нас, потому что позволяетсимволически выразить то, что мы боимся сказать прямо; он дает нам возможностьпроявить эмоции, которые в обществе принято сдерживать. Фильм ужасов – этоприглашение порадовать себя нестандартным, антиобщественным поведением –беспричинным насилием, осуществлением тайных мечтаний о власти – и получитьвозможность выразить свои самые глубинные страхи. Кроме того – и это, возможно,важнее всего остального, – роман или фильм ужасов позволяет человеку слиться столпой, стать полностью общественным существом, уничтожить чужака. Это былопроделано в буквальном смысле в непревзойденном рассказе Ширли Джексон“Лотерея” (The Lottery), где концепция чужака – это символ, созданный всеголишь черным кружочком на клочке бумаги. Зато в граде камней, которымзаканчивается рассказ, нет ничего символического; и ребенок жертвы тоже швыряетих, а мать умирает, крича;

«Это несправедливо! Несправедливо!»

И не случайно рассказы ужасов обычно кончаются поворотомсюжета в стиле О'Генри – поворотом, который ведет прямиком в ствол шахты. Когдамы беремся за страшную книгу или смотрим фильм ужасов, мы снимаем привычнуюшляпу под названием “хеппи-энд”. И ждем, когда нам скажут то, о чем мы и самиподозреваем: что все кончается плохо. В большинстве случаев рассказы ужасов необманывают этого ожидания, и не думаю, что, когда Кэтрин Росс в финале“Степфордских жен” становится жертвой Степфордской мужской ассоциации или когдав заключительной сцене “Ночи живых мертвецов” чернокожий герой погибает от пулитупого копа, кто-нибудь по-настоящему удивляется. Как говорится, таковы правилаигры.

А чудовищность? Как быть с этим правилом? Что мы можемизвлечь из него? И если не дадим определения, сумеем ли привести примеры? Это,друзья мои, взрывоопасная штука.

Что насчет уродов в цирке? Что вы скажете об этой жуткойярмарке отклонений от нормы, которую показывают нам в ярких лучах прожекторов?О Ченге и Енге, знаменитых сиамских близнецах? Многие люди считали ихчудовищами своего времени, но тех, кто полагал, что еще чудовищнее тот факт,что у каждого из них собственная интимная жизнь, было гораздо больше. Самыйязвительный – а порой и самый забавный – американский карикатурист, парень,которого звали Родригес, использовал все, что только можно придумать о сиамскихблизнецах, в своей серии “Братья Эзоп” в “Нэйшнл лампун”; нас тыкали носом вовсе, что касается этих людей, на всю жизнь соединенных друг с другом: сексуальнаяжизнь, туалет, любовные отношения, болезни. Родригес использовал все, чтотолько можно подумать о сиамских близнецах.., и это были иллюстрации к вашиммрачнейшим предположениям. Конечно, это дурной вкус, но критика с этой точкизрения все равно остается бессильной и напрасной – прежде чем вернуться вспокойные воды американского мейнстрима, старый “Нэйшнл инкуайрер” печаталснимки разорванных на куски жертв автокатастроф и собак, грызущих оторванныечеловеческие головы, но при этом в дрожь бросало весь мир [27].

А настоящие ярмарочные уродцы? Можно их отнести к чудовищам?Карликов? Лилипутов? Бородатую женщину? Толстую женщину? Человека-скелета? Вжизни каждого был момент, когда он стоял с хот-догом или пачкой попкорна в рукена утоптанной тысячами ног и усеянной соломой площадке, а зазывала тем временемсоблазнял зрителей; обычно при этом один из уродцев присутствовал в качествеобразца: толстая женщина в детской розовой юбочке, мужчина, татуированный сголовы до ног, вокруг шеи которого обернулся, как виселичная петля, хвостдракона, или другой, без остановки глотающий гвозди, куски металла иэлектрические лампочки. Быть может, немногие из нас поддались искушениювыложить двадцать пять или пятьдесят центов, чтобы зайти внутрь и увидеть ихвсех плюс неизменных двухголовых телят или эмбриона в бутылке (я пишу рассказыужасов с восьми лет, однако ни разу не был на ярмарке уродов), но почти все егоиспытали. Бывают ярмарки, где самого страшного урода не показывают, держат втемноте, словно какое-то проклятое существо из девятого круга Дантова ада,потому что демонстрировать его запрещено с 1910 года; его держат в яме, одетымв лохмотья. Это дикий человек, и, доплатив один-два доллара, вы можете постоятьна краю ямы и посмотреть, как он откусывает голову живому цыпленку и глотаетее. А обезглавленный цыпленок продолжает биться в его руках.

В уродах есть что-то притягательное, но в то же времяпугающее и запретное, и потому единственная серьезная попытка сделать ихглавным сюжетным элементом фильма кончилась тем, что фильм быстро сошел сэкранов. Речь идет о фильме “Уроды” (Freaks), снятом Тодом Браунингом в 1932году на МГМ.

"Уроды” – это история о Клеопатре, красавице акробатке,которая вышла замуж за карлика. Сердце у нее черное, как полночь в угольнойшахте. И не карлик интересует ее, а его деньги. Подобно паукам-людоедам избудущих комиксов, Клео вскоре заманивает в свои сети другого мужчину –Геркулеса, ярмарочного силача. Как и Клеопатра, Геркулес красив, но нашисимпатии – на стороне уродцев. Эти двое красавцев начинают потихоньку травитьмаленького мужа Клео. Узнав об этом, остальные уроды мстят, и месть их ужасна.Геркулеса убивают (говорят, что по первоначальному замыслу его должны быликастрировать), а прекрасная Клеопатра превращается в бородатую женщину,покрытую перьями и безногую.