Пляска смерти - Стивен Кинг

Несмотря на весь научный антураж, “Мозг Донована” – фэнтезив не меньшей степени, чем “Заклиная руны” М.Р. Джеймса (M.R. James. Casting theRunes) или номинально научно-фантастический “Сияние извне” Лавкрафта (ColourOut of Space).

Ну а теперь возьмем другой пример – историю, котораяпередается устно, она никогда не была записана. Ее рассказывают обычно возлебойскаутских костров, после того, как солнце село и над костром жарится напалочках суфле из алфея. Не сомневаюсь, что вы ее знаете, но я хочу передать еев том виде, в котором услышал впервые сам. Солнце зашло за пустырем на окраинеСтратфорда, где мы обычно играли в бейсбол, если удавалось набрать две команды.Я слушал ее, замерев от ужаса. Это самый фундаментальный страшный рассказ,какой я знаю.

Этот парень и его девушка отправились на свидание,понимаете? Они поехали на машине и решили остановиться на аллее Любовников. Ивот когда они туда ехали, по радио передали сообщение. Опасный маньяк-убийца попрозвищу Крюк сбежал из тюремной психушки под названием “Саннидейл”. Егопрозвали Крюком, потому что у него нет правой руки, а вместо нее – острый какбритва крюк. Он подстерегает влюбленных и этим крюком отрезает им головы. Онделает это в два счета, потому что крюк у него очень острый, и когда его поймали,у него в холодильнике было пятнадцать или двадцать голов. Диктор по радиосоветовал обращать внимание на тех, у кого вместо руки крюк, и избегатьбезлюдных темных мест.

Девушка сказала: “Давай вернемся, ладно?” Но парень – он былрослый такой парень, сплошные мускулы – ответил: “Я этого психа не боюсь, даон, наверно, за много миль отсюда”. А девушка возразила: “Послушай, Лу, зато ябоюсь. Больница “Саннидейл” совсем рядом. Давай поедем ко мне. Я сделаюпопкорн, и будем смотреть телевизор”.

Но парень ее не слушает, и вот скоро они добираются достоянки и ставят машину. А девушка все твердит, что хочет домой, потому что настоянке машин больше нет. Эти разговоры о Крюке всех распугали. А пареньговорит: “Перестань дрожать, бояться нечего, а если что, я тебя защищу”, – ивсе такое.

И вот они развлекаются в машине, и вдруг она слышит какой-тошум – ветка треснула или что-то еще. Словно по лесу кто-то к ним подбирается.Тут ей становится по-настоящему страшно, она плачет, впадает в истерику и всепрочее, как бывает с девушками. И умоляет парня отвезти ее домой. А парень всетвердит, что ничего не слышит, но ей кажется, что она видит в зеркале заднегообзора, будто кто-то скорчился за машиной, смотрит на них и улыбается. Тогдадевушка говорит, что если он сейчас же не отвезет ее домой, она больше никогдас ним не поедет, и прочий вздор. И наконец, парень включает двигатель, потомучто уже успел кончить. И ее вопли ему надоели.

Вот они возвращаются домой, парень выходит, чтобы открыть ейдверцу, и вдруг замирает. Лицо у него белое-белое, и глаза такие огромные, чтокажется, вот-вот выскочат. Она спрашивает: “Лу, что случилось?” А он вдругпадает в обморок, прямо на тротуаре.

Тогда она выходит посмотреть, что случилось, и когдазахлопывает дверцу, слышит будто какое-то странное хихиканье. Онаповорачивается… И видит висящий на дверной ручке острый как бритва крюк.

История о Крюке – классический пример жестокого ужаса. В нейнет характеров, нет темы, нет никаких остроумных ходов; она не поднимается докрасоты какого-то символа и не стремится ни к каким обобщениям – событий,сознания или человеческой души. Чтобы найти все это, следует обращаться к“литературе” – например, к рассказу Флэннери О'Коннор [15] “Хорошегочеловека найти нелегко” (A Good Man Is Hard To Find), который по сюжету икомпозиции очень похож на историю Крюка. Но рассказ о Крюке существует содной-единственной целью: до полусмерти пугать детишек в темное время суток.

Эту историю можно переделать – превратить Крюка в пришельцаиз космоса и дать ему корабль с фотонным или подпространственным двигателем илисделать его существом из параллельного мира а-ля Клиффорд Саймак. Но ни одна изэтих уловок не превратит историю Крюка в научную фантастику. Это очевидное,несомненное произведение жанра ужасов, и весь его сюжет, вся его лаконичность,все особенности направлены лишь на достижение эффекта последней фразы,удивительно похожей на “Хэллоуин” (Halloween) Джона Карпентера (“Это былопривидение”, – говорит Джеми Ли Кертис в конце фильма. “Да”, – негромкосоглашается Доналд Плезенс) или “Туман” (The Fog). Оба фильма очень страшные –и оба берут начало в истории о Крюке.

Складывается впечатление, что ужас просто существует – вневсяких дефиниций и здравого смысла. В статье “Голливудское лето ужасов” из“Ньюсуик” (имеется в виду лето 1979 года – лето “Фантазма” (Phantasm),“Пророчества” (Prophecy), “Рассвета мертвецов” (Dawn of the Dead), “Ночногокрыла” (Nightwing) и “Чужого” (Alien)) автор пишет, что в самых пугающих сценахиз “Чужого” зрители скорее склонны стонать от отвращения, нежели кричать отужаса. Это неоспоримо: достаточно неприятно на миг смутно увидеть желеобразноекрабоподобное существо у кого-нибудь на лице, но идущая вслед за этимотвратительная сцена “разрывания груди” вызывает дрожь омерзения.., ипроисходит это за обеденным столом. Вполне хватит, чтобы извлечь из вас весьпоп-корн, который вы только что съели.

Если говорить о рациональном осмыслении жанра ужасов, томаксимум, что я могу сказать, – это то, что он существует на трех более илименее независимых уровнях, причем каждый последующий уровень менее “чист”, чемпредыдущий. Самая чистая эмоция – ужас, такой, который рождает в человекеистория о Крюке или старинная классическая “Обезьянья лапа” (The Monkey's Paw).В каждой из этих историй нет ничего внешне отвратительного: в одной – крюк, вдругой – высушенная обезьянья лапа, которая с виду ничуть не страшнее любойпластмассовой безделушки для розыгрышей, что во множестве продаются вмагазинах. Только то, что способно увидеть сознание в этих историях, превращаетих в квинтэссенцию ужаса. В “Обезьяньей лапе” раздается стук в дверь и убитаягорем женщина идет открывать. И когда дверь распахивается, там нет ничего,кроме ветра… Но наше сознание начинает гадать, что было бы за дверью, если бымуж женщины не слишком торопился с третьим желанием, – и это рождение ужаса.

Ребенком я десятками глотал комиксы-страшилки Уильяма М.Гейнса; “Страшное место” (The Haunt of Fear), “Байки из склепа” (Tales from theCrypt), “Склеп ужаса” (The Vault of Horror) – и всех его подражателей (как сзаписями Элвиса: Гейнсу часто подражали, и очень удачно, но ничего равногооригиналу так никто и не создал). Эти комиксы пятидесятых до сих пор остаютсядля меня вершиной ужаса, вернее, страха – эмоции, которая чуть менее чиста,нежели ужас, потому что порождается не только сознанием. Страх включает в себяи физическую реакцию при виде какого-либо уродства.