Продажная любовь - Джулия Джеймс

Какое-то время Никос не смотрел на Энн, разговаривал с Сэмом и его коллегами о раскопках. А она пила кофе, чтобы чем-то занять себя до конца вечеринки. Становилось прохладней, и девушка была рада этому. Она вся горела.

К тому же свежий воздух немного смягчал действие выпитого вина. А где же Тина? Тина стояла с Сэмом, который обнимал ее за плечи.

— Я сказал ей, что она может остаться с Сэмом, — услышала она знакомый глубокий голос и резко обернулась.

Никос небрежно накидывал на плечи свитер.

— Я отвезу вас на Соспирис.

Внутри у нее опять как будто что-то оборвалось. Простые слова привели в смятение. Она вцепилась в сумочку:

— Нет, нет. Совершенно необязательно.

Никос, вероятно, просто не слышал ее. Тина оживленно беседовала с Сэмом и какой-то девушкой. Конечно, она обрадовалась, что хозяин отпустил ее. И совсем не обрадуется, если ей придется ехать с Энн. Ладно, короткое путешествие на катере до Соспириса можно как-нибудь пережить.

А почему Никос Теакис возвращается на Соспирис? Почему он не с Еленой Константис?

Она тряхнула головой. Какое мое дело? Ко мне это не имеет ни малейшего отношения.

— Готовы?

Энн почувствовала на спине руку. Большую, теплую. Ее бросило в жар. Она дернулась вперед, чтобы попрощаться с Тиной и Сэмом, но они в большой компании уже вышли на улицу. Рука на спине направила Энн. Она послушно шагнула, руку убрали.

Странное чувство неуверенности охватило девушку. От выпитого вина кружилась голова, вечерний воздух наполнял легкие прохладой, но не гасил жар в крови. Гипноз танца продолжался.

Никос, не слушая возражений, накинул ей на плечи свой свитер.

Они молча дошли до катера. А там разговаривать было невозможно из-за шума мотора, и это очень устраивало Энн. Тем не менее переправа на катере никогда не казалась ей такой долгой, а все потому, что игнорировать присутствие Никоса Теакиса никоим образом не удавалось.

А Никос Теакис размышлял, не безумен ли он. Все говорило о том, что да — безумен. Ведь совсем недавно, глядя в ванной в зеркало, он сам себе сказал, что играет с огнем. И твердо решил взять себя в руки. Мог бы остаться с Еленой Константис, и тогда сегодняшний вечер не был бы опасен.

Вместо этого, пробормотав какие-то сбивчивые извинения, не обращая внимания на вспыхнувший в глазах Елены гнев, он отправился в старый порт.

Нельзя, никак нельзя было позволять себе это. И нельзя получать удовольствие оттого, что Энн Тернер не может отвести от него глаз.

Но он позволил себе все это. Потому что хотел ее.

Все просто. Все глупо.

Он не мог не думать о ней с того дня на пляже. Старался отвлечься с Еленой — не получалось.

Ладно. Раз он так желает Энн, то соблазнит ее.

Она станет его любовницей. Тогда мама никогда больше не пригласит ее на Соспирис. Женщину, которая продала за деньги ребенка своей сестры.

Все.

Ситуация проанализирована, и найдено решение.

Он ее хочет — и получит.

И защитит от нее свою семью.

Катер причалил к берегу. Никос легко выскочил и подал руку Энн.

Ночь только началась.

Энн не сразу взяла протянутую руку. Некоторое время она чувствовала себя неуверенно после качки на катере.

— Осторожно, здесь ступеньки, — тихо напомнили он ей.

Она послушно шла по ночному саду, вдыхая густой аромат волшебной греческой ночи.

— Эфимия устроила великолепный, изумительный сад. Не знаю, как ей это удается. Именно в этой точке вы как будто входите в мир запахов. А ночной воздух делает их более интенсивными, правда?

Он остановился на пересечении садовых дорожек рядом с небольшой купой жасмина, белеющего под звездным небом. Энн тоже остановилась. Отсюда, с довольно высокого места открывался сказочный вид. Ночь была безлунной, но звезды, отражавшиеся в море, и подсвеченный бассейн причудливо озаряли все вокруг.

— Прекрасно, — тихо сказала Энн.

Она все еще была под впечатлением от музыки и танца в таверне. Душистый ночной сад, загадочное освещение только усиливали фантастические ощущения вечера. И вино…

Но… Она не должна стоять здесь и любоваться, вдыхать эту сказку. Она должна… Точно известно, что она должна. Быстро пройти в свою комнату. Также быстро снять макияж, принять душ, надеть ночную пижаму, расчесать волосы, лечь в постель и немедленно уснуть.

А не стоять в этой потрясающей ночи, ощущая присутствие Никоса Теакиса и эту руку на спине. И не мечтать, чтобы эта рука притянула ее…

Нет!

Она чуть шагнула вперед, и это маленькое движение вернуло ее в реальность.

— Я должна идти.

Она обвела взглядом фасад виллы — где же вход?

— Вот сюда, — мягко сказал Никоc.

Энн автоматически пошла в указанном направлении. Хотя и было возвращение в реальность, состояние какой-то сверхчувствительности не ушло, она обостренно, всем телом ощущала присутствие Никоса за спиной. А в остальном была словно слепа — все проходило мимо сознания. Настолько, что, когда он, чуть зайдя вперед, открыл застекленную дверь, чтобы пропустить ее, она вошла.

И остановилась. Это были не гостиная и не холл — эту комнату она никогда не видела.

Спальня.

Она повернулась. Никос закрывал дверь.

Потом пошел к ней.

Энн автоматически, инстинктивно отступила.

— Что?..

Он тихо хохотнул и с удивлением в голосе сказал:

— Не будьте наивной, Энн.

Он подошел, глядя на нее сверху вниз. В комнате горела единственная лампочка над кроватью — над большой двуспальной кроватью. Энн вдруг ощутила себя очень-очень слабой и беспомощно смотрела на него, приоткрыв губы и учащенно дыша.

Никос видел это, видел ее реакцию, видел, что такая реакция неосознанная, спонтанная.

— Это ждало нас с того момента, на пляже… — Он говорил тихо, но удивительный тембр голоса словно пронзал ее, вызывал трепет. — Тогда было не время, но теперь… Теперь, Энн, у нас столько времени… все оно наше…

Никоc взял рукава своего свитера, по-прежнему накинутого на ее плечи, и потянул ее за эти рукава к себе. Некоторое время она сопротивлялась — неизвестно, долго или нет — пропал привычный ход времени. Знала только, что должна удрать через дверь за спиной. Подальше от этого человека, от которого не может отвести глаз. Но он тянет ее к себе. Его руки уже на ее спине… А сейчас большим пальцем он легко касается ее груди…

Ей стало трудно дышать, грудь отвердела. И он, уловив реакцию ее тела, улыбнулся. Медленно и чувственно. Продолжая наблюдать…