Ярость одиночества. Два детектива под одной обложкой - Алена Бессонова

таких ценах необходима. Классная, между прочим, идея. Нужно взять на вооружение и в своей адвокатской конторе поставить музыканта со скрипочкой, пусть „Полёт шмеля“ Римского-Корсакова играет. Зверская музыка, сразу наших клиентов на нужный лад настроит».

К Гроссману Ольгу допустили не сразу, а только после предъявления вишнёвого удостоверения сотрудника Следственного комитета. Она давно являлась внештатным сотрудником и имела статус консультанта-психолога, но удостоверением козырять не любила, а здесь пришлось.

Кабинет Леонида Лазаревича показался ей таким же огромным, как и регистратурный зал, только без арфы, зато здесь царствовал массивный стол для конференций человек на сорок. Он стоял в середине комнаты в окружении развешанных по стенам портретов выдающихся медиков. В самой большой, витиеватой раме красовался лик «отца мировой медицины» Гиппократа. Венчало кабинетную композицию рабочее место профессора Гроссмана. Хозяин, увидев Ольгу, указал ей рукой на кресло с противоположной стороны стола. Однако Ольга несогласно покачала головой и двинулась ближе к месту, где в кресле, больше похожем на трон, сидел совершенно рыжий, рыхлый, с жёлтой суточной щетиной на лице владелец клиники профессор Гроссман. Его руки с закатанными до локтей рукавами белого халата тоже были рыжими от конопушек и золотисто-седых волос. От профессора пахло алкоголем.

— Ночь выдалась тяжёлой, — будто оправдываясь, сказал Леонид Лазаревич и, взяв с блюдечка ломтик лимона, сунул его в рот, — с автокатастрофы доставили четырёх человек. Резали до утра.

— Отчего к вам? — полюбопытствовала Ольга. — Есть же клиники скорой помощи?

— Мы оказались ближе всех. А они пребывали слишком близко к смерти. Трёх удалось спасти… — Профессор слегка прищурил глаза и игриво поинтересовался: — Какими ветрами вас занесло ко мне, красавица из Следственного комитета? Где мы провинились? Что нарушили?

— Австралийскими ветрами, Леонид Лазаревич, — вздохнула, чуть улыбнувшись, Ольга.

Гроссман, резко подавшись вперёд, рявкнул:

— Что с Региной?!

— Всё нормально, — поспешила успокоить профессора Ольга, — она жива-здорова.

— У неё неприятности с законом? — всё ещё волнуясь, вопросил Леонид Лазаревич.

— Я здесь, чтобы в этом разобраться.

— Значит, всё-таки влипла во что-то, рыжая бестия, — выдохнул профессор, откидываясь на спинку кресла. — Ну правильно! Отца рядом нет — твори что хочешь!

Ольга дала Гроссману минутную паузу, чтобы успокоиться, затем попросила:

— Леонид Лазаревич, расскажите о здешних знакомых Регины. Меня интересуют те из них, которые по каким-либо причинам могли посещать её в Австралии.

— Её? — удивился Гроссман. — Или его?

— И его, — поспешила ухватиться за фразу профессора Ольга. — Вы имеете в виду Бориса Эздрина? Он разве бывал в Сартове? У меня имеются данные, что Эздрин подал документы на выезд в Израиль, когда работал в пермской больнице. Сразу после этого уволился и из города исчез. Нигде более не регистрировался. Выехал из страны через два года из Петербурга. Эти два года убытие откладывал. Хотя получил в консульстве Израиля визу на въезд. Сообщал о задержке лично. Причины указывал разные, но все убедительные. Вы в курсе, где он обретался всё это время?

— Да в курсе! — равнодушно махнул рукой Гроссман. — Здесь он пребывал, в Сартове. Борис с Регинкой жил у меня в доме, без прописки и регистрации. Работал в моей клинике — тоже без оформления. Жадный был, скотина! На вольготное жильё в Израиле копил. Всё, что зарабатывал, перечислял матери. При этом пользовался моей платёжной картой. Его матушка там давно. Полностью до копейки перечислял, даже на здешнее проживание не оставлял. За счёт нас с женой кормились…

Ольга удивилась и спросила:

— Вас его предпринимательская деятельность устраивала?

Гроссман вздохнул:

— Моё еврейское сердце слишком мягко к чадам своим. Потом я всё ждал, когда это закончится. И закончилось… закончилось… Подцепил-таки мой зять жирную рыбу в виде очередного пациента. Выехать-то выехал, а икру из рыбины доил везде, где жил. Расстояния ему, стервецу, не помеха, а может быть, и по сей день доит. К нему за этим делом мужики и в преисподнюю пожаловали бы…

— Фамилия, имя, отчество у рыбы есть? — У Ольги от волнения высохло во рту.

«Эта рыба, побывавшая в Австралии, может быть фигурантом в деле, и не второстепенным. Если, конечно, повезёт», — подумала Ольга, а вслух спросила:

— Списки пациентов доктора Эздрина можете представить?

Гроссман с удивлением посмотрел на гостью:

— Я лиц-то их не видел! Вернее, видел наверняка, но не знаю, что это именно они. Какие в этом случае документы? Каждый пациент имел свой код. Могу представить их медицинские карты. Пациент ХХ1, ХХ2, ХХ3 и так далее… Вы в курсе, чем занимался Борис Эздрин?

Ольга отрицательно покачала головой, разочарованно подумала: «Размечталась, повезёт!»

Гроссман продолжал:

— Он андролог[9], ко всему прочему филигранный хирург, занимающийся пенэктомией[10] и фаллопластикой[11]. Вы знакомы с такой специализацией или требуются разъяснения?

— У меня было дело об отсечении ревнивой женой детородного органа у неверного мужа, так что приходилось разбираться.

— Ну и славно, — обрадовался профессор, — приятно иметь дело с осведомлённым человеком. Я так понимаю, теперь вам не надо объяснять, какого качества были у моего зятя пациенты. Не все, конечно, некоторые…

— Не поняла?

Гроссман вскинул обе руки вверх и рассмеялся громко, с хрипотцой:

— Вы, женщины, приходите к пластическому хирургу увеличивать грудь, а богатые, облечённые властью мужики тоже кое-что приумножают. Им льстит приятная тяжесть в штанах, и чем больше и тяжелее долото, тем лучше. Но делают они это секретно, без объявлений и за очень-очень хорошие деньги. Такие операции проходят в несколько этапов и растянуты во времени. Есть незаконченные, поэтому своего хирурга они и на краю света найдут.

Ольга понимающе кивнула и поинтересовалась:

— Леонид Лазаревич, Регина ваша единственная дочь?

Гроссман насупился.

— Во что она вляпалась, Ольга Анатольевна? — с мольбой в голосе спросил Гроссман. — Я уже похудел от переживаний…

— Минуточку. — Ольга набрала номер на сотовом телефоне, спросила: — Могу сказать профессору причину нашего интереса?

Получив ответ, продолжила:

— То, что я скажу, дальше этого кабинета выйти не может. Это вы понимаете, Леонид Лазаревич?

Гроссман приложил указательный палец к губам и прошептал:

— А Иде можно? Это моя жена. Она тоже ни-ни.

— Нет! — резко отрезала Ольга, но потом смягчилась: — Пока нет. Дело в том, что их с Борисом автомобиль был использован как орудие убийства. Правда, ни Регины, ни её мужа в это время в городе не было. Они на три дня уезжали на водопады. Вернее, Регина вывозила Бориса подышать воздухом.

Лицо профессора выразило крайнее удивление:

— Она его вывозила? Почему? Регинка садится за руль под дулом пистолета, боится. Он что, сам не в состоянии?

Теперь удивилась Ольга:

— Вы не в курсе? У Бориса инсульт, он парализован.

Гроссман сжал кулаки и закрыл ими глаза, застонав громко, со слезами:

— Ой, дура! Ой, я идиот! — Он качался из стороны в сторону и повторял: — Ой, дура! Ой, я идиот!

Слёзы текли у него из-под огромных рыжих