Когда пируют львы. И грянул гром - Уилбур Смит

Он ухватил Гаррика за воротник рубашки и вытащил его из кустарника:

– Давай показывай, как ты умеешь ходить.

Гаррик пытался вырваться, но безуспешно: Ронни держал его крепко.

– Пусти. Я все расскажу Шону. Если не отпустишь, все ему расскажу.

– Так и быть, отпускаю, – согласился Ронни и двумя руками толкнул его в грудь. – Попадешься еще раз – от меня получишь в глаз, понял?

Гаррик сделал шаг назад и чуть не упал.

Один из приятелей оказался тут как тут.

– Попадешься еще раз – от меня получишь в глаз! – крикнул он и тоже толкнул его в спину.

Все трое окружили его и стали толкать от одного к другому. Ковыляя между ними, Гаррик с трудом держался на ногах.

– От меня получишь в глаз!

– От меня получишь в глаз!

Слезы потекли по щекам Гаррика.

– Не надо! Прошу вас, не надо!

– Нет, надо! Нет, надо! – дразнили они его.

И тут вдруг его сознание снова заволокло волной теплого тумана, и сразу стало легче: Гаррик почувствовал знакомое биение крыльев в глубинах черепа, злорадные лица врагов померкли, он уже почти не чувствовал ни ударов, ни толчков. Потом упал, лицом ударившись о землю, но боли тоже не ощутил. Над ним наклонились двое мальчишек, хотели его поднять; на щеках Гаррика размазалась грязь, смешанная со слезами.

В этот момент за их спинами из дыры сквозь живую изгородь вылез на четвереньках Шон. Рубашка спереди оттопыривалась от персиков. Ему хватило секунды, чтобы оценить ситуацию: вскочив на ноги, он бросился вперед. Ронни услышал шум, отпустил Гаррика и обернулся.

– А-а-а, вы воровали папины персики! – заорал он. – Я все расскажу…

Шон влепил кулаком ему по носу, и Ронни с размаху сел на попу. Шон рванулся к остальным двоим, но они уже удирали со всех ног. Шон погнался было за ними, потом передумал и вернулся к Ронни. Увы, он опоздал – тот уже улепетывал между деревьями так, что только пятки сверкали, и закрывал рукой лицо: из разбитого носа хлестала кровь и заливала рубашку.

– Гаррик, ну как ты?

Шон опустился на колени рядом с братом и видавшим виды носовым платком стал вытирать грязь с его лица. Потом помог встать на ноги. Гаррик стоял, слегка покачиваясь; глаза его были открыты, но на губах блуждала отрешенная, бессмысленная улыбка.

По течению этой реки встречаются вехи. Некоторые из них совсем маленькие, не больше кучки камней.

Уайт Кортни с другого конца обеденного стола посмотрел на Шона. Вилка, которой он зацепил кусок яичницы с ветчиной, застыла на пути ко рту.

– Ну-ка, повернись к окну, – настороженно приказал он. – Что это у тебя на лице, черт возьми?

– Что? – Шон провел ладонью по щеке.

– Когда ты в последний раз мылся?

– Не говори несуразицы, дорогой. – Ада коснулась его ноги под столом. – Это не грязь, это у него борода растет.

– Борода? Да ты что?

Уайт присмотрелся внимательнее, заулыбался и открыл рот, собираясь заговорить. Ада сразу поняла, что муж хочет отмочить одну из своих нудных шуточек, элегантных, как бешеный динозавр, и эта шутка наверняка больно заденет Шона, ведь мужчина в нем сформировался еще не вполне. Она быстро взяла разговор в свои руки:

– Мне кажется, пора покупать еще одну бритву. Как ты думаешь, Уайт?

Уайт сразу забыл, что он хотел сказать, что-то проворчал и сунул яичницу в рот.

– А я не хочу ее сбривать, – сказал Шон и густо покраснел.

– Сбреешь – расти быстрее будет, – заметила Ада.

Сидящий напротив Гаррик с завистью ощупывал свои скулы.

А некоторые очень большие, как скала, выходящая в море.

Начались декабрьские каникулы, и Уайт приехал в школу, чтобы забрать сыновей домой. В суматохе погрузки вещей, прощальных криков, обращенных к Фрейлейн и к друзьям, с некоторыми из которых они не увидятся целых полтора месяца, близнецы не замечали, что Уайт ведет себя как-то странно.

И только потом, когда лошади уже мчались во весь опор к дому, Шон решился задать вопрос:

– А куда мы так торопимся, папа?

– Увидишь, – ответил Уайт, и Гаррик с Шоном переглянулись.

Шон спросил просто так, от нечего делать, но вот отцовский ответ братьев заинтриговал. Один за другим посыпались вопросы, но отец только улыбался и отвечал уклончиво и неопределенно.

Подъехав к дому, он остановил лошадей, и подбежавший конюх принял вожжи. На веранде их ждала Ада. Спрыгнув с коляски, Шон по ступенькам подбежал к ней и быстро поцеловал.

– Что случилось? – Он с мольбой заглянул в глаза мачехи. – Папа говорить не хочет, но мы-то видим, что-то случилось.

Гаррик тоже торопливо поднялся на веранду.

– Ну скажи, мама, слышишь, скажи, – дергал он ее за руку.

– Да я сама не знаю, о чем вы тут толкуете, – смеялась Ада. – Пойдите спросите отца еще раз.

Уайт поднялся к ним по ступенькам, одной рукой обнял Аду за талию и прижал к себе.

– Понятия не имею, что это они вбили себе в голову, – сказал он. – Впрочем, почему бы им не заглянуть сейчас к себе в спальню? Может, рождественские подарки там поджидают?.. Хоть рановато вроде еще…

Шон первым бросился в гостиную и, добежав до двери спальни, далеко обогнал брата.

– Подожди! – отчаянно кричал Гаррик ему в спину. – Пожалуйста, подожди меня!

Шон остановился в дверях.

– Черт побери! – прошептал он – крепче ругательства он еще не знал.

Приковылял Гаррик, и они вместе уставились на пару кожаных футляров, лежащих на столе посредине комнаты, – длинных, плоских футляров из лакированной кожи, по уголкам окантованных бронзой.

– Винтовки! – радостно воскликнул Шон.

Он осторожно, словно подкрадываясь, подошел к столу, как будто боялся, что футляры в любую секунду могут исчезнуть.

– Смотри! – Шон протянул руку и пальцем дотронулся до надписи, золотыми буквами вытисненной на крышке ближнего футляра. – Тут даже наши имена.

Он отстегнул защелки и поднял крышку. В гнезде из зеленого сукна поблескивала настоящая поэма из стали и дерева.

– Черт побери! – повторил Шон и оглянулся на брата. – А ты что, свой открывать не собираешься?

Стараясь скрыть разочарование, Гаррик подковылял к столу. Он так мечтал получить собрание сочинений Диккенса.

В реке попадались и водовороты.

Пришла последняя неделя рождественских каникул, а Гаррик слег в постель с очередной простудой. Уайт Кортни отправился в Питермарицбург на съезд Ассоциации производителей говядины, и в этот день на ферме делать было почти нечего. Шон дал лекарства больным животным, которые содержались в особом санитарном загоне, проверил, все ли хорошо на южном участке, и вернулся в усадьбу. С часок проболтал с мальчишками, помогающими на конюшне, и поднялся в дом. Гаррик спал, Ада сбивала масло в здании сыроварни.