Место, названное зимой - Патрик Гейл

Гарри начинал чувствовать себя бесполезным. Прогуливаясь взад-вперёд по маршрутам маленького города, до часовой башни и обратно или вдоль пристани, он замечал взгляды мужчин и женщин, скользившие по нему, словно он был инвалидом. Херн-Бэй был весьма популярен среди молодых родителей, за что его прозвали Беби-Бэйн, и во время полуденных прогулок по Саус-Парад ему то и дело приходилось пробираться сквозь толпы нянечек и гувернанток, толкавших коляски или контролирующих неуклюжие шаги маленьких человечков. В воплях детей, играющих на каменистом побережье, ему слышались насмешки. Вот идёт лентяй! Бесполезный человек!

Он немного посидел в оранжерее, внимательно изучая газету; Винифред тем временем вернулась за свой рабочий стол, а горничная принялась убирать со стола. Потом, поднявшись, он быстро зашагал на другой конец набережной, чтобы оттуда пройти на станцию. Он всегда приходил рано – такова была его привычка. Ожидая поезда из Лондона, он ощутил нечто наподобие родственных чувств.

Он по-прежнему не испытывал теплоты к Роберту и до сих пор не познакомился с таинственным Баррингтоном, но по прошествии нескольких месяцев начал осознавать, что почти полюбил Фрэнка. Фрэнка Бескровного. Фрэнк со стыда сгорел бы, услышав это прозвище. Гарри жалел его. Всегда находясь в окружении людей настолько глупее него, он, должно быть, чувствовал себя представителем иной расы, даже иного вида. То, что Гарри вначале принял за холодность, на поверку оказалось нелепым сочетанием терпеливости, непонимания и ужасной неловкости. Фрэнк мог просклонять сколько угодно греческих глаголов и с ходу выпалить ряд неделимых чисел, но не мог предвидеть нелогичного хода разговора обычных людей, поэтому всегда казался им странным, что ещё больше усугубляла неспособность смолчать, когда того требовала элементарная вежливость, или поговорить о чём-то незначительном, чтобы собеседник расслабился. Гарри был застенчив, а Фрэнк – неловок; по мнению Гарри, в этом заключалось некое родство. Фрэнк, по всей видимости, тоже это почувствовал и в свою очередь стал теплее относиться к Гарри, но проявлял это в своей нелепой, колючей манере. Спустя пару недель после помолвки с Винни Гарри удостоился чести посетить контору Фрэнка, по официальной версии – чтобы пообедать с Фрэнком (Роберт уехал в деревню по делам), но на самом деле – чтобы с обескураживающей откровенностью обсудить вопрос денег.

Друг из Сити рассказал Фрэнку о компании, которую вот-вот откроют; он точно знал – дело верное. Он уже вложил туда кое-какие сбережения миссис Уэллс и не хотел, чтобы Гарри оставался в стороне. Гарри не решился продать что-то из недвижимости, но бо´льшая часть его капитала была вложена в акции и облигации, которые он легко мог задействовать в сделках. Поддавшись убеждениям Фрэнка, он именно так и поступил, вложив треть капитала в акции нового выпуска.

– Ты не пожалеешь, – заверил Фрэнк. – Будь у меня половина твоих денег, я бы именно это и сделал. Через полгода ты удвоишь своё состояние, сможешь забрать половину суммы и вложить куда-нибудь ещё, если вдруг засомневаешься.

Фрэнку можно было этого и не делать. Это был добрый поступок, лишённый теплоты, но всё же добрый. Акции себя оправдали.

С откровенностью, какую давало семейное положение, они с Винни часто обсуждали будущую женитьбу её братьев. Роберт, по мнению обоих, подражая покойному отцу и, возможно, королю, питал слабость к актрисам. Баррингтон был загадкой, хотя никто не сомневался, что мораль и манеры в дальних уголках империи не столь строги, и, вполне возможно, он вступил в какой-нибудь неофициальный туземный союз, который дома никогда не признают. Но Фрэнку повезло больше всех. Сёстры, довольно злобно подшучивая, придумали для него идеальную спутницу, напрочь лишённую чувства юмора суфражистку по имени Эльфина. На вечеринках они развлекались, соревнуясь, кто первый увидит девушку в очках – чем толще, тем лучше, – и крича друг другу: «Смотри, смотри, Эльфина!»

Гарри боялся, что ситуация сложится ещё хуже и приведёт к мезальянсу. У таких Фрэнков редко хватает здравого смысла и знаний о себе, чтобы выбрать Эльфину; они куда более склонны бросить своё сердце под ноги светской красавицы, какой-нибудь Дульчи или Кларабель, красота которой наскучит им так же скоро, как выведет из себя недостаток образования. Понемногу он начал и сам присматривать для Фрэнка Эльфин.

Поезд Фрэнка прибыл поздно, и это, казалось, совершенно выбило его из колеи. Гарри успокоил его, соврав, что ждал совсем недолго.

– В город я должен вернуться на поезде, который пойдёт в одиннадцать сорок семь, значит, у нас есть в лучшем случае полчаса, – сказал Фрэнк.

– Пойдём. Я знаю тут неподалёку хорошую гостиницу. У тебя печальный вид, Фрэнк.

– Расскажу всё, когда присядем, – коротко ответил он. Вид у него был ещё более измождённым, чем обычно, особенно в такой жизнерадостной обстановке.

Гарри перебрал в голове все возможные плохие новости, о которых нельзя было сообщать в письме, но ему на ум шли только случаи внезапной смерти – кто-нибудь из девочек утонул, катаясь на лодке, или Роберта задавил трамвай – но в таком случае он не понимал, почему Фрэнк – ведь это меньше всего походило на Фрэнка – решил пощадить чувства Винни и не говорить ей ни о чём. К тому времени как они уселись в тени поросшего пальмами дворика, где, по счастью, ещё не начали играть неутомимые музыканты, Гарри уже нервничал не меньше Фрэнка.

Был слишком ранний час, чтобы заказывать обед. Официантка принесла им два стакана лимонада и маленькую розовую тарелочку с печеньем. Фрэнк быстро заглотил два печенья подряд и залпом выпил бо´льшую часть лимонада. Он весь взмок, и причиной тому была не жара.

– Фрэнк, ради всего святого, что случилось?

– Наше верное дело, – только и сказал он.

– Уэйкфилдские акции?

– Да. Они рухнули. Ты не следил за ними? – Фрэнк наморщил лоб; его женоподобное лицо сильно напоминало монашеское. Если у него родятся дети, им трудно будет вынести разочарование отца.

– Поначалу следил, но дела тогда шли просто замечательно.

– Ты их не обналичил, как я тебе сказал?

– Ты сказал, что можно, Фрэнк, но не сказал, что нужно…

– Чёрт побери, ты же не ребёнок!

Прежде Фрэнк никогда не ругался.

– Рухнули вплоть до полупенса за акцию, – сказал он. – Я навёл справки о своём приятеле, том, который убедил нас их покупать, и, судя по всему, он уехал из страны, перед этим выбросив все свои активы на рынок, пока цена была на высоте. Гарри… мне очень жаль.

– Ты не виноват, – заверил Гарри. – Может, они ещё поднимутся. С акциями всегда так.

– Не в этот раз.

– Какую часть капитала ты в них вложил? – спросил Гарри, и Фрэнк снова выругался.

– Я, чёрт возьми, адвокат, – сказал он. – Не биржевой брокер. Зачем ты вообще стал слушать мои глупые советы?

– Это был хороший совет. Очень хороший. Я сам виноват, что не следил за ними последнюю неделю. А как поступила твоя мать?