Тайна Марии Стюарт - Маргарет Джордж

– Возможно.

Мария продолжала одеваться, не пытаясь унять громко стучавшее сердце.

Во дворе собрался маленький отряд с факелами. Люди были одеты в плащи с капюшонами, прочные сапоги и имели при себе минимум поклажи. Взрослые разговаривал приглушенными голосами, неразборчивыми для детей, собравшихся вместе. Фламина и Пышка были взволнованы ночной поездкой, Мэри Сетон подчинилась неизбежному, а Мэри Битон казалась спокойной и расслабленной. Но Мария радостно встрепенулась в предчувствии приключения. Оно таило в себе опасность, но она не боялась, а чувствовала себя обновленной.

Процессия спустилась во тьму по длинной замковой лестнице. Они не осмелились зажечь факелы из-за полученного вчера сообщения, что англичан видели всего лишь в десяти километрах от замка. У подножия лестницы их ждали лошади, и девочки устроились за спиной у взрослых; никакой шетландский пони не мог скакать ночью с такой скоростью, как хотели взрослые.

Потом они галопом умчались в безлунную ночь во главе с главным конюхом замка, показывавшим путь. В воздухе чувствовался холод. Земля была покрыта туманом, кружившимся и образующим маленькие водовороты, когда они проезжали мимо. Мария тесно прильнула к спине лорда Джона Эрскина, а Мэри Ливингстон ехала за спиной своего отца Александра.

В ночи где-то в лесу Мария слышала звуки животных: шорохи оленей и хлопанье крыльев потревоженных водоплавающих птиц. Ласки и горностаи шуршали в кустах, а один раз при одном из этих звуков ее волосы встали дыбом – из темноты донесся волчий вой.

Все казалось сном: непроглядная тьма, прыгающий круп лошади, непривычные звуки и запахи. Потом наваждение рассеялось, и они оказались на берегу озера, где их встретил лодочник. Небо стало молочно-розовым, от воды поднимался туман, а камыши стояли как часовые, когда они под мерные взмахи весел плыли к зеленому острову с белыми зданиями, слабо сиявшими в жемчужной дымке рассвета. Мария вышла из лодки на ковер влажной зеленой травы, где ее встретил высокий священник в сутане с капюшоном.

– Добро пожаловать, дитя мое, – сказал он, опустившись на одно колено. – Добро пожаловать в Инчмахоум.

Его сутана была черной, а капюшон таким глубоким, что она не могла ясно видеть его лицо. Но голос, ласковый и утешительный, казался таким же сном, как и все остальное в эту волшебную ночь. Со вздохом она закрыла глаза и опустилась на руки настоятеля монастыря, отдавшись покою этого места.

Мария проспала три четверти дня, и, когда проснулась, был уже ранний вечер. Длинные лучи медового света проникали через ряд окон большой, но скудно обставленной комнаты. Стены были побелены, но не имели никаких украшений, как и голый каменный пол. Она лежала на жесткой, а не на привычной мягкой постели, и одеяло оказалось колючим. От него веяло свежестью, как от вещей, которые долго сушатся под солнцем на свежем воздухе, и слабым ароматом душистого ясменника.

Откуда-то издалека доносились звуки песнопения. Мария встала – она спала полностью одетой – и медленно подошла к открытому окну. Снаружи она увидела деревья, зеленую траву, воду и маленькую церковь. Именно оттуда доносилось пение. Оно было едва слышным, словно голоса ангелов в раю. Мария перегнулась через подоконник, позволив ветерку играть своими волосами, и лежала в полудреме, наслаждаясь красотой солнечного вечера и неземных голосов. Никогда раньше она не ощущала такого покоя.

Именно здесь настоятель нашел ее, когда вернулся в комнату после вечерней службы. Девочка склонилась над подоконником и заснула с улыбкой на прелестном овальном лице.

«Puir wee bairn[7], – подумал он. – Никогда не думал, что в моем монастыре увижу королеву. Сказочная маленькая красавица, о которой все слышали, но которую никто не видел, потому что ее держали взаперти в замке Стирлинг».

Приор монастыря брат Томас отбывал епитимью за то, что «радовался неправде», вопреки наставлению из Первого Послания Коринфянам, 13:5–6: «Любовь… не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине». Ведь если брат Томас и не радовался смерти Роберта Эрскина, мирянина, получившего должность настоятеля Инчмахоума в качестве королевского подарка, то по меньшей мере он был рад временно вернуть себе власть над монастырем. Молодой Роберт пал в битве при Пинки; его отец, один из стражей маленькой королевы, прибыл вместе со знатными гостями и, без сомнения, готовился назначить вместо Роберта своего второго сына Джона. Но между тем брат Томас снова руководил монастырем, и, с его точки зрения, это было вполне справедливо. Настоятель должен быть монахом, а не королевским назначенцем, который даже не знает названия церковных служб. «Ох, я опять должен покаяться», – устало подумал он, следя за своими мыслями и даже приветствуя их.

Он нежно прикоснулся к плечу девочки, и она открыла глаза – темно-янтарные, с золотыми проблесками.

– Добрый вечер, Ваше Величество, – произнес он.

Она сладостно потянулась, забыв о приличиях.

– Я уснула, когда услышала чудесную музыку, похожую на ангельское пение.

– Это были монахи, которые живут здесь, – сказал он. – Видите, вон они.

Он указал на ярко-зеленую лужайку, со всех сторон окруженную галереей с изящными арками. Действительно, фигуры в черно-белых рясах двигались во всех направлениях. Снаружи можно было видеть только три цвета: черный, белый и зеленый, образующие изысканное сочетание движения и неподвижности. Даже камни монастыря были тех же оттенков – черные, белые и серые с пятнами зеленого мха.

– Они молились Богу, – объяснил брат Томас. – Все мы собираемся в этой церкви восемь раз в день.

– Восемь раз! – воскликнула она.

– Да, и первый раз в середине ночи. Это наше полуночное бдение.

– Почему?

– Что – почему?

– Почему вы встаете и молитесь посреди ночи?

– Потому что тогда мы чувствуем себя ближе к Богу, когда весь мир спит, а мы ждем рассвета.

Мария зевнула.

– Должно быть, вы очень любите Бога. Во всяком случае, больше, чем любите спать.

– Не всегда. Но есть покорность, а это очень высокая форма любви. Она просто не так приятна, как другие.

«Например, как мистический союз или даже страдание, – подумал он, ощущая рубцы от вериг под грубой шерстяной сутаной. – Покорность – это сухой и тусклый род любви; это не та любовь, которую испытывает любовник. Но, видимо, Бог предпочитает ее, и это не последняя из Его странностей».

– Вы пропустили нашу главную трапезу, – сказал он. – Должно быть, вы сильно проголодались. Я немедленно распоряжусь прислать еду. Хлеб, суп, яйца…

– А можно мне поесть вместе с монахами?

– Да, но… мы ужинаем поздно, и боюсь, последняя трапеза будет скудной.

– Я хочу поесть вместе с монахами, – настаивала девочка.