Защита - Стив Кавана

– Отбор присяжных закончен? – спросил я у Артураса.

– Да, но…

Прежде чем Артурас успел ответить, в зал номер шестнадцать торжественно вступила Мириам Салливан, и. о. окружного прокурора Нью-Йорка, в окружении своей свиты – всяких заместителей, помощников и секретарей, за которыми споро поспешали еще три каких-то молодца в темных костюмах. Судя по манере двигаться и виду, отставшие от процессии молодцы были из ФБР.

О деле я знал исключительно из газет, не больше любого рядового нью-йоркца. Человека, подозреваемого в связях с итальянской мафией, нашли застреленным в собственной квартире два года назад. На месте преступления арестовали некую неназванную личность – это теперь-то мне стало известно, что ею был Малютка-Бенни. Его взяли с поличным – вот вам труп, вот орудие убийства. Волчек рассказал мне далеко не все, но я предположил, что ФБР уже несколько лет упорно следило за Волчеком и что с Бенни просто полюбовно договорились. Им важнее было добраться до того, кто реально дергает за ниточки, до настоящего босса. После ареста Волчека «Таймс» сообщила, что судья установил залог в размере пяти миллионов долларов. Волчек уплатил эту сумму наличными уже буквально через полчаса.

Преступление не затрагивало границ штата и не было, насколько я мог судить, связано с наркоторговлей, так что его юрисдикция ограничилась департаментом полиции Нью-Йорка и офисом окружного прокурора. Но основным свидетелем располагали федералы, так что и они могли приглядывать за процессом. Имелось в этом деле что-то необычное – что-то, что не давало мне покоя с того самого момента, как я прочитал о нем в газетах. Обвинение было только одно – в убийстве. Волчека не пытались привлечь ни за наркотики, ни за рэкет, ни за какие-то прочие грехи, какие обычно фигурируют в делах об организованной преступности. Одно-единственное убийство, хотя и первой степени.

Помощники обвинительницы уставили стол картонными коробками, разбухшими от разнокалиберных папок и скоросшивателей, сходили за дополнительными стульями, возвели из бумаг на столе натуральную крепость. Психологическая атака, рассчитанная на присяжных: «Только гляньте, сколько материала у нас на этого парня». Как-никак, государство – обвинителей у нас пруд пруди, могут хоть месяцами готовить все так, чтобы комар носа не подточил, да и бюджет у них практически неограниченный.

Вид у Мириам был спокойный и профессиональный – эдакий бывалый судебный крючкотвор до мозга костей. На ней был черный деловой костюм с юбкой. Красавицей ее особо не назовешь – по общему мнению, мордашка у нее довольно простоватая. Но стоило ей вступить под судебные своды, как образ простушки кардинально менялся, особенно глаза – взгляд становился пронзительным и обретал чуть ли не гипнотические свойства. Добавим сюда стройные ножки и аппетитную фигурку – короче, присяжным было на чем остановить свои взоры. Не то чтобы Мириам особо нуждалась в подобных дополнительных стимулах – даже если б она выглядела как Денни де Вито, это ровным счетом ничего не поменяло бы. Салливан – просто юрист от бога, и этим все сказано. Имя себе она сделала на борьбе с проституцией, после чего переключилась на преступления на сексуальной почве. За те пять лет, что Мириам клеймила в суде всяких насильников и совратителей, процент обвинительных приговоров по таким делам почти удвоился. Теперь вот еще и убийства подтянула, а на следующих выборах ее, пока лишь «исполняющую обязанности», уже прочили в настоящие окружные прокуроры.

Артурас закатил чемодан под стол защиты, поставил на попа и уселся на скамью у меня за спиной. От входа донеслись чьи-то размеренные тяжелые шаги, по толпе в зале пробежал ропот – даже не пришлось оборачиваться, чтобы понять: в зал внушительно вступил Волчек. Я открыл чемодан, поглядел на семь толстенных папок – шесть, а то и семь тысяч страниц в общем и целом.

Гомон в зале стал громче. Обернувшись, я увидел, как Волчек шагает по центральному проходу – в полном одиночестве. И тут из публики вдруг поднялся какой-то мужик, по виду латинос – в красно-синей бандане, белой рубахе и куртейке от тренировочного костюма. Вся физиономия – в татуировках, от горла чуть ли не до самых глаз. Но привлек мое внимание не сам факт, что он встал – важнее было то, что он при этом принялся делать. А принялся он медленно и ритмично хлопать в ладоши. Потом встал какой-то азиат, последовал его примеру – тоже захлопал, будто пытаясь привлечь к себе внимание. Третьим поднялся тоже латиноамериканец – в красно-коричневой футболке и с черными замысловатыми татуировками на голых руках и шее. Захлопали в такт.

Проходя мимо, Волчек вежливо кивнул всем троим и уселся рядом со мной за столом защиты.

– Кореша? – поинтересовался я.

– Нет. Не кореша. Враги. Пришли поглазеть, как меня свалят.

Медленная размеренная овация в честь Волчека понемногу стихла.

– А что за враги, если точнее? – спросил я.

– Пуэрториканцы, мексиканцы… Представляют тут, в Нью-Йорке, южноамериканские картели. А тот, второй, – якудза. Приперлись для того, чтобы показать: если меня посадят, то они и до меня доберутся, и до моего бизнеса… Их ждет небольшой сюрприз, – добавил он после паузы.

Из-за двери судейских палат появилась Джин Денвер, одна из секретарей. Подмигнула мне. Джин мне всегда нравилась – очень пикантная дамочка, глазками так и стреляет, да и умница вдобавок. Она катила перед собой тяжелую тележку. В тележке – пять скоросшивателей, буквально лопающихся от бумаг. Материалы по делу для судьи. Вот-вот и сама судья Пайк должна была предстать перед публикой. Это означало, что вскоре мне предстояло впервые взглянуть и на присяжных. Вы можете быть самым раскрутейшим адвокатом на свете, настоящим мастером по перекрестным допросам, но если вы не умеете разговаривать с присяжными, то вас ждет полный облом. А прежде чем обращаться к ним, для начала их надо понять. Большинство присяжных совсем не хотят быть присяжными. А того жалкого меньшинства, что само стремится попасть в жюри, следует избегать всеми возможными способами.

Я чувствовал, как мускулы шеи сжимаются все крепче и крепче – словно бомба сама собой взбиралась вверх по спине, чтобы задушить меня.

Мириам подошла к моему столу, встала рядом. Голову у меня будто сорвало куда-то в открытый космос со скоростью многих сотен миль в час. От улыбки Мириам бросило в жар. Она держала какую-то рукописную записку на желтенькой квадратной бумажке для заметок. Помахала ею у меня перед носом, потом размашисто прилепила к столу.

Во рту пересохло. Для Эми эта записка была смертным приговором. Если Мириам не врет и у нее действительно получится отозвать залог, мы с Эми будем трупами еще до того, как на Волчека успеют нацепить браслеты. Ощутил, как каблуки самопроизвольно отбивают дробь по мраморному полу. Ругнулся про себя, мысленно приказал себе успокоиться и хорошенько все обдумать.

Мириам обычно не переходит на личности. Как и большинство хороших юристов, предпочитает отстраненный подход к делу. Когда мы с ней впервые схлестнулись в суде, я ее здорово недооценил. Она меня тогда буквально по полу размазала. Мой клиент попался на продаже метадона прямо у школы. Ну какие тут сделки с правосудием? Пришлось по-серьезке бороться, но этот поганец все равно получил по-полной. С присяжными Мириам работала безупречно – оставалась неизменно собранной, сдержанной и беспристрастной, эмоций не подпускала, отчего у присяжных создавалось впечатление, что она просто приводит сухие факты, а не пытается выжать у них слезу. Где-то через месяц после того суда кто-то сказал мне, что у Мириам сын ходит в ту же школу и что мой клиент тоже пытался втюхать ему наркоту. Мне она про это и словом не обмолвилась, тихо-спокойно доплыла на всех парусах до победного финиша, не поднимая шума и пыли. И хотя вердикт был совершенно справедливый – прийти к нему присяжным особого труда все равно не составило бы, – тот способ, которым она добилась победы, немало меня впечатлил.