Человеческая комедия - Уильям Сароян

– Я видела на своем веку, как подобные субчики помыкают хорошими людьми, которым они и в подметки не годятся. Пробивают себе путь с помощью лжи и мелкого жульничества, расталкивая локтями тех, кто стоит выше всего этого. Двести метров с препятствиями! Тоже мне препятствия! – Учительница древней истории была ужасно обижена. Она высморкалась и вытерла глаза.

– Ладно, мисс Хикс, не расстраивайтесь, – сказал Гомер. – Я останусь в классе. Можете наказать меня за то, что я болтал. Так мне, видно, и надо, ну а в будущем я постараюсь вести себя хорошо. Вот уж не думал, что учителя тоже люди… не хуже других… а то и лучше! Ладно, мисс Хикс. Можете меня наказать.

– Да я оставила тебя после уроков вовсе не для того, чтобы наказывать, – сказала учительница древней истории. – Я всегда оставляю только тех, кто мне дорог… Для того чтобы быть к ним поближе. Я никак не могу поверить, что ошиблась в Хьюберте Экли. Это мистер Байфильд заставил его меня не послушаться. Я сама собиралась через минуту отправить вас обоих на стадион. И оставила вас в классе не для того, чтобы наказать, а для того, чтобы воспитать. Ведь я слежу за духовным ростом моих детей и радуюсь каждому новому признаку этого роста. Ты извинился перед Хьюбертом Экли, и, хотя ему было неловко, потому что ты не скрывал своего отношения к нему, он учтиво принял твои слова. Я оставила вас после уроков потому, что хотела поговорить с вами обоими – с мальчиком из богатой семьи и с мальчиком из бедной семьи. Кто его знает, как сложится жизнь. Может, ему придется еще трудней, чем тебе. Мне хотелось, чтобы вы получше узнали друг друга. Я хотела поговорить с вами обоими.

– Да я вообще ничего не имею против Хьюберта, – сказал Гомер, – только почему он так о себе воображает? Чем он лучше других?

– Я тебя понимаю, – сказала учительница древней истории. – Но каждый человек на свете в самом деле и лучше, и хуже других. Джо Терранова смышленее Хьюберта, но Хьюберт по-своему такой же честный мальчик, как и он. В демократическом обществе все люди должны быть равны, а там уж их дело проявлять себя хорошо или дурно, вести себя благородно или низко. Мне хочется, чтобы мои мальчики и девочки старались вырасти людьми хорошими и благородными. Ничем показным меня не обманешь – ни хорошими, ни дурными манерами. Меня занимает то, что скрыто под этими манерами. Мне все равно – беден мой ученик или богат, католик он, протестант или еврей, белый, черный или желтый, способный или тупой, талантливый или простофиля, лишь бы он был человеком и у него было сердце, лишь бы он любил правду и честь и одинаково уважал бы и тех, кто ниже, и тех, кто выше его. Если ребята в моем классе – люди, я вовсе не стремлюсь к тому, чтобы все они были на один лад. Пусть отличаются друг от друга сколько угодно, лишь бы в них не было низости. Я хочу, чтобы каждый из моих ребят оставался самим собой. Я вовсе не хочу, чтобы ты, Гомер, стал похож на кого-нибудь другого, лишь бы доставить мне удовольствие или облегчить мой труд. Мне очень скоро опротивел бы класс из одних примерных маленьких леди и джентльменов. Я хочу, чтобы дети мои были людьми – непохожими, особенными, до удивительности неповторимыми. Хорошо, если бы Хьюберт Экли выслушал все это вместе с тобой… и вы оба поняли бы: в том, что ты не любишь его, а он тебя, нет ничего противоестественного. Мне хотелось, чтобы он понял: каждый из вас станет настоящим человеком только тогда, когда, несмотря на обоюдную неприязнь, вы будете уважать друг друга. Вот что значит быть культурным… и чему учит нас древняя история.

Учительница помолчала и поглядела на мальчика, у которого почему-то – он сам не знал почему – на глаза навертывались слезы.

– Я рада, что поговорила с тобой, – сказала она. – Из всего класса мне хотелось поговорить именно с тобой. Когда ты кончишь школу – и совсем меня забудешь, – я буду следить за тем, как ты живешь, и нисколько не удивлюсь, если узнаю, что ты многого достиг. – Она снова высморкалась и вытерла глаза. – Ну а теперь беги на стадион. Состязайся с Хьюбертом Экли на двести метров с препятствиями. Если некогда будет переодеться, беги как есть, пусть над тобой смеются. Прежде чем ты твердо встанешь на ноги, ты еще не раз услышишь смех, и не только людскую насмешку, но и глумление судьбы, которая постарается смутить твой дух и потащить тебя вспять. Но я уверена: тебя это не остановит. – Учительница вздохнула и устало закончила: – Беги на стадион, Гомер Маколей. Я буду на тебя смотреть.

Второй сын семейства Маколей с авеню Санта-Клара в городе Итаке, штат Калифорния, повернулся и вышел из комнаты.

На стадионе Хьюберт Экли и трое тренировавшихся утром мальчиков заняли свои места на беговых дорожках, готовясь к забегу на двести метров с препятствиями. Гомер вышел на пятую дорожку в тот миг, когда судья поднял руку с пистолетом, чтобы дать сигнал к старту. Гомер подошел к черте одновременно с другими. Он чувствовал себя отлично, но был очень зол и верил: ничто на свете не помешает ему победить в состязании – ни ботинки и одежда, не приспособленные для бега, ни отсутствие тренировки, ровно ничего! Он победит их всех как пить дать.

Хьюберт Экли, стоявший на соседней дорожке, повернулся к нему с недоумением:

– Ты хочешь бежать в таком виде!..

– А что? – откликнулся Гомер. – И побегу.

Сидя на трибуне, мистер Байфильд спросил у своего соседа:

– Кто это там на крайней дорожке встал на старт, не надев спортивного костюма?

Но он тут же сообразил, кто это мог быть. Байфильд хотел было остановить состязания, чтобы убрать с поля пятого бегуна, но было поздно. Раздался выстрел из пистолета, и бегуны понеслись. Гомер и Хьюберт взяли первое препятствие чуточку раньше других, не задев барьера. Гомер слегка вырвался вперед у второго барьера и оставался впереди у третьего, четвертого, пятого, шестого, седьмого и восьмого. Хьюберт держался сразу же за ним. На бегу мальчики перекинулись несколькими словами. У первого барьера Хьюберт крикнул:

– Где ты научился так бегать?

– Нигде, – ответил Гомер. – Учусь сейчас.

У второго барьера Хьюберт сказал:

– Куда ты торопишься? Нельзя так быстро бежать.

– Зато я приду первым, – сказал Гомер.

У третьего барьера Экли спросил:

– Кто тебе это сказал?

У четвертого барьера Гомер бросил:

– Я это говорю.

У пятого барьера Хьюберт сказал:

– Потише!.. Бежать еще долго. Устанешь. – И вдруг он крикнул: – Эй… эй, берегись! Байфильд!

Гомер добежал до девятого барьера как раз тогда, когда с противоположной стороны его настиг тренер по спорту средней школы Итаки. И все же Гомер прыгнул. Он прыгнул прямо в раскрытые объятия тренера, и оба они свалились на землю. Хьюберт Экли остановился и крикнул остальным бегунам:

– Стойте! Дайте ему подняться. Он здорово бежал и не виноват, что его толкнули.

Гомер быстро поднялся на ноги и пустился бежать снова. В тот же миг побежали и остальные.

Все, кто был на трибуне, не исключая и Элен Элиот, ахнули от изумления. Учительница древней истории мисс Хикс стояла у финиша. Она махала рукой, подбадривая всех мальчиков сразу.