Точка вымирания - Пол Джонс

Эмили ни в коем случае не собиралась оставить несчастную лежать на полу, слишком это было ужасно и неправильно. Стоя над телом, Эмили несколько секунд соображала, как ей поступить, а потом уперлась пяткой правой ноги в плечо покойной и толкнула. Тело сдвинулось на несколько дюймов[7], пачкая пол красным, но потом застряло: мешало трение о резиновое покрытие пола лифта. Эмили оставалось только одно: затащить труп за ноги обратно в лифт.

Тщательно избегая наступать в кровавую лужу и остерегаясь автоматически закрывающихся дверей, Эмили переступила через тело. Она почти ожидала, что женщина вдруг выбросит руку вперед и схватит ее за ногу. В мозгу возникла картинка, как ожившая покойница затаскивает ее, отбивающуюся и вопящую, в лифт, как бесшумно скользят, закрываясь, двери, как ее собственные крики становятся все тише, а лифт собирает по этажам все новых и новых желающих поживиться ее плотью. Но покойница не схватила Эмили, продолжая лежать, как лежала. Эмили взялась за ее ноги в синих туфлях-лодочках (Кристиан Лубутен, если Эмили не ошиблась; кем бы ни была эта женщина, при жизни у нее были и вкус, и деньги) и потянула. Тело омерзительно хлюпнуло, втягиваясь обратно в лифт.

Труп оказался на удивление податливым. Разве ему не пора окоченеть? Эмили подняла штанину покойницы, чтобы посмотреть на кожу ее икр: та, конечно, была очень бледной, но не имела обычного для трупов сероватого оттенка. Не было заметно и свойственной нижним точкам мертвого тела синюшности, из-за которой ноги мертвецов зачастую кажутся покрытыми синяками, будто их кто-то колотил.

Странно.

Эмили, конечно, не была врачом, но ей казалось, что окоченение и синюшность – обычные этапы процесса разложения. Должно быть, она ошибалась. Или правила изменились.

Эмили так глубоко задумалась, что даже не заметила, как двери лифта, которым теперь ничто не мешало, снова начали закрываться. Рискуя оказаться с мертвой женщиной в металлическом гробу, она едва успела сунуть руку между створок. Двери вновь открылись, и Эмили поспешно выскочила обратно в холл. Теперь дверям не мешала ни рука Эмили, ни труп неизвестной, в позе эмбриона лежавший в углу кабины, и они наконец беспрепятственно закрылись. Лифт тронулся. Эмили смотрела на светящийся указатель этажей. Восемнадцатый, девятнадцатый… наконец лифт остановился на двадцать первом этаже, куда его вызвал жилец, который, Эмили была в этом уверена, наверняка уже никуда не поедет.

Дверь в квартиру тридцать два была приоткрыта.

Когда Эмили заметила это, сердце забилось быстрее. Может быть, там есть кто-то живой.

Не решаясь просто взять и войти, Эмили крикнула в щель:

– Ау! Это Эмили. Я живу в шестой квартире. Кто-нибудь есть дома?

Наклоняясь к двери, Эмили нечаянно толкнула ее плечом, и она еще сильнее открылась, неожиданно скрипнув. Застигнутое врасплох этим звуком, сердце Эмили бешено забилось от испуга. Ей понадобилось мгновение, чтобы прийти в себя, а потом она шагнула в квартиру.

В коридоре горел свет, и с того места, где остановилась Эмили, были видны задернутые шторы погруженной во тьму гостиной. Квартира была обставлена с большим вкусом, на столике у дивана стояла дорогая с виду ваза, в которой красовались свежие лилии. Они источали характерный одуряющий аромат, но он смешивался с другими, отнюдь не столь приятными запахами. Эмили безошибочно определила запах рвоты и металлический, тяжелый запах крови. Там, где она стояла, пахло не слишком сильно, благодаря открытой двери и кондиционеру, но запах все-таки ощущался.

Эмили пошла по коридору в глубь квартиры. Она больше не пыталась звать жильцов, потому что уже знала, что ей предстоит найти. Коридор закончился гостиной, и Эмили увидела на полу маленькое тельце ребенка, мальчика лет четырех-пяти. Мертвые, почерневшие от крови глаза уставились в потолок, крошечный кулачок стискивал футболку. В другой руке мертвого малыша был зажат коричневый плюшевый мишка. Натекшая из носика овальная лужица подсохшей крови окружала голову ребенка, рот был приоткрыт от шока и страха.

Эмили подавила крик ужаса. Избегая смотреть на малыша, она обошла его, стараясь не сводить глаз с картины на дальней стене, и прошла в комнату.

Тела двух взрослых лежали рядом. Вернее, мужчина все еще сидел на диване в гостиной, руки свисали вдоль боков, голова склонилась к левому плечу. Засыхающий след крови и рвоты тянулся у него изо рта, пачкая деловой костюм и образуя на коленях черное озерцо. Невидящие глаза мертвеца были прикованы к черному плоскому телеэкрану на дальней стене.

Женщина – наверное, мать мальчика, подумала Эмили, – съежилась на полу возле мужчины. Во время агонии она рухнула на стеклянный журнальный столик, и тот разбился вдребезги. Осколки торчали отовсюду, устилая пол перед диваном, поблескивая между ворсинками великолепного восточного ковра, на котором стоял столик. Один крупный кусок стекла вонзился в левую руку женщины. Наверно, он пропорол ей артерию, подумала Эмили: лужа крови вокруг женщины была куда больше, чем те, что окружали других жертв красного дождя.

В углу комнаты на дорогом ковре Эмили увидела еще одно маленькое скорчившееся тело. На этот раз это был не ребенок, а кот. Он тоже был мертв, темно-красные сгустки виднелись возле всех отверстий его тела. Красная чума, казалось, не делала различий между биологическими видами, и Эмили подумала, что это очень плохо. Обычно вирусы поражают лишь представителей одного вида, не затрагивая другие. Считалось, что для того, чтобы болезнь передалась, например, от человека к животному, требуется мутация или крайне неудачное стечение обстоятельств, но эта болезнь вполне успешно убивала всех вокруг. Эмили вспомнила птиц, замертво падавших с неба во время красного дождя.

Плохо, поняла Эмили. Возможно, ситуация куда хуже, чем ей представлялось вначале. Если вирус, который переносит дождь, способен передаваться между представителями разных видов, кося всех подряд, когда же остановится эта череда смертей? Неужели инфицированы все живые существа на Земле? Или под раздачу попали лишь те, кто как-либо контактировал с красным дождем? Все это было просто ужасно.

Было и еще кое-что, о чем Эмили просто не готова была думать прямо сейчас. Если исходить из имеющихся у нее данных, красный дождь был событием локальным, а значит, помощь уже в пути. В таком случае беспокойство о природе и последствиях красного дождя можно оставить экспертам. Это их дело, не ее, она всего лишь журналист. Эмили знала, что эти ее доводы, мягко говоря, неубедительны, но других у нее не было, и оставалось лишь цепляться за них, несмотря ни на что.

Делать в этой квартире больше было нечего. Эмили двинулась обратно к входной двери, старательно не глядя на еще недавно тут обитавшую, а теперь умершую семью.