Измена по-венециански - Стив Берри

— Я бы не стал беспокоить вас ради каких-нибудь фантазий.

— Но вы до сих пор не сказали, откуда вам стало известно о готовящемся покушении на меня.

Три дня назад он сообщил Ирине Зовастиной о планах флорентийца.

— Лига заботится о своих членах, а вы, госпожа верховный министр, являетесь одним из самых важных.

Женщина усмехнулась.

— Вы само обаяние, Энрико.

— Вы выиграли в бускаши?

— Конечно. Дважды в течение одной игры. Мы оставили тело убийцы лежать на траве, и кони копытами буквально разнесли его в клочья. Теперь тем, что осталось, лакомятся птицы и собаки.

Винченти непроизвольно моргнул. В этом-то и заключается проблема Центральной Азии. Она отчаянно стремится стать частью двадцать первого века, но ее культура намертво застряла в пятнадцатом. Лиге придется приложить немало усилий, чтобы изменить это положение, хотя задача эта сродни тому, чтобы перевести хищника на вегетарианскую диету.

— Вы знаете «Илиаду»? — спросила Зовастина.

— Да.

Женщина процитировала:

Многие души могучие славных героев низринул

В мрачный Аид и самих распростер их

в корысть плотоядным

Птицам окрестным и псам.[2]

Винченти хмыкнул.

— Вы желаете уподобиться Ахиллу?

— В нем многое достойно восхищения.

— Насколько мне помнится, он отличался непомерной гордыней.

— Но при этом он был воином — всегда и во всем. Скажите, Энрико, а как обстоит дело с вашим предателем? Вы решили эту проблему?

— Флорентиец удостоится чудесного погребения к северу от нашего города, у озера. Мы пошлем ему цветы. — Винченти нужно было выяснить, в каком настроении находится Зовастина. — Нам необходимо кое-что обсудить.

— Плату, причитающуюся с меня за то, что вы спасли мне жизнь?

— Нет, вашу часть договора, которую мы обсуждаем уже давно.

— Я буду готова встретиться с Советом через несколько дней. Сначала мне нужно довести до конца кое-какие дела.

— Меня больше интересует, когда мы с вами сможем пообщаться с глазу на глаз.

Женщина хохотнула.

— Не сомневаюсь. На самом деле я тоже в этом заинтересована. Но сначала я должна закончить дела здесь.

— Мои полномочия в Совете скоро заканчиваются, а после этого вам придется иметь дело с другими людьми. Они могут оказаться не столь приветливыми.

Зовастина рассмеялась.

— Приветливыми… Какая прелесть! Мне нравится иметь с вами дело, Энрико, честное слово! Мы понимаем друг друга с полуслова.

— Нам необходимо поговорить.

— Скоро поговорим. Однако сначала вам необходимо разобраться еще с одной проблемой, которую мы обсуждали. С американцами.

Она была права.

— На этот счет можете не волноваться. Я собираюсь заняться этой проблемой прямо сегодня.

Копенгаген

— Что значит «не совсем»? — спросил Малоун у Торвальдсена.

— Я купил фальшивый слоновий медальон. На рынке этих подделок — пруд пруди.

— А зачем тебе это понадобилось?

— Коттон, — снова вступила в разговор Кассиопея, — эти медальоны имеют очень большое значение.

— Надо же, никогда бы не подумал! — с нескрываемым сарказмом ответил Малоун. — Единственное, о чем вы мне пока не сообщили, — почему они так важны.

— Известно ли тебе что-нибудь о посмертной судьбе Александра Великого? — спросил Торвальдсен. — О том, что случилось с его телом?

— Да вроде что-то читал.

— Но вряд ли тебе известно то, что знаем мы, — проговорила Кассиопея. Она стояла возле одной из книжных полок. — Прошлой осенью мне позвонил друг, работавший в Музее культуры в Самарканде. Он там кое-что нашел и посчитал, что меня это может заинтересовать. Старый манускрипт.

— Насколько старый?

— Первого или второго века нашей эры.

— Ты когда-нибудь слышал о рентгеновском флуоресцентном анализе?

Малоун отрицательно мотнул головой.

— Это сравнительно новый метод, — сказал Торвальдсен. — В раннем Средневековье пергаменты были такой редкостью, что монахи придумали способ многократного их использования. Они удаляли с пергамента первоначальный текст, после чего заново писали на нем нужные тексты. Метод флуоресценции предполагает облучение неоднократно использованного пергамента рентгеновскими лучами. К счастью, чернила, которыми писали много веков назад, содержат много железа. Когда на них падают рентгеновские лучи, молекулы этих чернил начинают светиться, и возникающие изображения можно зафиксировать. Просто удивительно! Что-то вроде факса из прошлого. Написанные когда-то, а затем стертые слова вновь возникают в виде надписи из светящихся молекул.

— Коттон, — заговорила Кассиопея, — все, что нам известно об Александре, ограничивается трудами четырех человек, которые жили почти через пятьсот лет после его кончины.

«Эфемериды», или так называемые царские дневники Александра, предположительно составлявшиеся при его жизни, бесполезны, поскольку описание событий давалось в патетическом, приподнятом тоне и должно было льстить тщеславию великого полководца. «История Александра Великого», которую многие считают наиболее авторитетным источником, на самом деле является плодом фантазии и имеет мало общего с реальностью. Существуют еще два жизнеописания Александра, авторами которых являются Арриан и Плутарх. Эти двое считаются авторитетными историками.

— «Историю Александра Великого» я читал.

— Однако на этом список исчерпывается. Александр сродни королю Артуру, подлинная жизнь которого со временем была вытеснена романтическими легендами. Сегодня в представлении многих он является хоть и завоевателем, но благопристойным, эдаким собирателем земель, государственным деятелем. На самом же деле Александр безжалостно истреблял целые народы и опустошал завоеванные им территории. Движимый паранойей, он убивал друзей и гнал свои войска на верную смерть. Он был игроком, поставившим на кон собственную жизнь и жизни тех, кто его окружал. В его личности нет ничего магического.

— Не могу согласиться, — заявил Малоун. — Александр являлся выдающимся полководцем, первым, кто предпринял попытку объединить мир. Его походы были кровавыми и жестокими, поскольку такова война. Согласен, Александр был одержим завоеваниями, но лишь потому, что мир того времени был готов к тому, чтобы его покорили. Александр лишь проявил политическую проницательность и практичность. Грек, ставший впоследствии персом. Из того, что я о нем читал, вытекает, что он не гнушался использовать в своих целях и такое орудие, как национализм, и я не могу его за это осуждать. В результате после того, как Александр умер и его сподвижники, диадохи, поделили между собой его империю, греческая культура на долгие века оказалась доминирующей. Эпоха эллинизма коренным образом изменила западную цивилизацию, и все это началось с Александра.