Имитация страсти - Евгения Михайлова

На обратном пути мы проходили по отделу сопутствующих товаров.

Я взглянула и ахнула:

– Александр, что это?! Розги, плети, какие-то ремни, явно предметы истязаний. Ты связался с безумной скотиной, но сам-то соображаешь немного? Тебя посадят не за мошенничество, а за распространение предметов насилия. А эти плакаты! Вход запрещен нерусским, геям… Ты в своем уме? Это же гнусная дискриминация. Статья!

– Не обращай внимания, Ксю, – он нежно обнял меня за плечи. – Это все бутафория, отвлечение внимания от серьезных вещей. Нет, здесь меня за дискриминацию точно не посадят. Это не Америка. А журналисты поболтают о нашем диком, несовременном и, стало быть, безопасном для продвинутых конкурентов бизнесе. Примерно так. Понимаешь?

– Такая тупая мужицкая хитрость? И ты считаешь, это сработает? Да от этого всего несет протухшим товаром, немытыми людьми и гнилыми мозгами. Это реклама?

– Нет. Пока просто защита. Насекомых отпугивают жидкостью с плохим запахом. Мед – это для другого. Это потом, не сейчас и не здесь. Как-то не подумал, что ты выдашь такую реакцию. Но я ее услышал, и она мне интересна. Обещаю подумать. Плакаты уберу наверняка. А у меня к тебе будет совсем другое предложение. Выход в свет. Один пробный элитный прием. Василису нам надо привести в порядок. Ты будешь вроде сама по себе. Встретимся на месте, и я представлю тебя одному очень нужному человеку. Вся организация и твое платье – моя забота.

На прощание Александр коснулся губами моей щеки и шепнул:

– Ты должна быть на приеме еще красивее и соблазнительнее, чем всегда. Дело именно в этом – обаять, поразить умом и образованностью. Там такие женщины бывают редко при всем обилии. И больше ничего, заметь. А цена – как за задание. И еще: мне так понравилась твоя забота обо мне. Хотя уверен на тысячу процентов: если спросить тебя об этом прямо, ты скажешь: «Пошел на хрен, козел и бандит».

– Примерно так, – ответила я.

До приема оставалась неделя. Я составила план по реабилитации, восстановлению и приведению Василисы в человеческий облик. Поискала частные предложения косметологов, парикмахеров и визажистов. Потом изучила перечень их услуг и решила, что я со всем лучше справлюсь сама. Во всяком случае, это будет спокойнее и проще – без позора перед незнакомыми людьми и опасений, что они понесут свои впечатления куда не надо. Составила список лучшей косметики, духов, краски для волос и дала Александру вместе с ценами. На словах добавила:

– И еще, может быть, главное. С Василисой этот вопрос не смогла решить. Пусть Феруза ночует в доме. Сейчас дети практически одни. Случись что… Даже попить им некому принести. Василиса не будет против, она этого и не заметит. Но платить нужно иначе. Сейчас девушка получает в четыре раза меньше, чем это стоит. Если ты согласен со списком, ночевками и прибавкой Ферузе, переведи сумму мне на карту. У Ферузы карты нет, она понимает только наличные.

– Конечно. Ты куда-то Василису повезешь?

– Нет, ты же видишь, в списке нет салонов. И в дом решила никого не звать. Будем справляться сами.

– Молодец. Это хорошее решение. Посмотри ее гардероб, нет, лучше назови мне ее теперешний размер и скажи, что, на твой взгляд, ей сейчас подойдет. Задача – не бросаться в глаза якобы от слишком большого вкуса и изысканного воспитания.

Фу-у-у-у, в какую мороку я вписалась.

Пришлось в институте отпроситься на всю неделю. Зато дети были счастливы: я торчала в квартире Груздевых с рассвета до ночи. На моем планшете было не меньше тысячи инструкций по очищению организма, выведению из него всякой дряни, восстановлению цвета живой кожи. Столько же всяких диет для активности, покоя, не затуманенных препаратами и алкоголем реакций.

Василиса брыкалась и хамила, как и положено массовке секс-тренингов, когда из нее насильно пытаются вывести самое главное и дорогое – улицу и помойку. Но я как садист-вивисектор каждый день отмечала крошечный позитивный результат. Осмысленнее взгляд, ярче глаза, внятнее дикция, точнее жесты. А потом одутловатость лица стала понемногу спадать, самые уродливые складки на теле разглаживались. Мне удалось даже затащить ее на тренажер, который я дописала к списку, выданному Александру.

Чтобы малышам не было скучно ждать меня, я их сделала публикой. Сказала, что мы с их мамой так играем и веселимся. И они падали от хохота с дивана. К счастью, это дети, которых не пугают ни мат, ни жуткие угрозы: «Отстань от меня, Ксю, сука ты драная. У меня уже лопнуло терпение, сейчас выкину тебя из окна на фиг».

Коля даже важно объяснял Пете:

– Это мама говорит, как в кино про бандитов. Она так шутит. Она не выбросит Ксюшу. Мы пойдем с ней гулять на самом деле.

Конечно, Василиса по ночам напивалась. Не могла же я ее заковать в кандалы. Но я значительно уменьшила количество бутылок в баре. А Феруза, которая теперь оставалась ночевать, выполняла спецзадание: когда Василиса начинала бутылку, Феруза тихонько отливала из нее водку в раковину и добавляла воды в бутылку.

Александр редко бывал дома по ночам. Говорил, что остается в офисе, решает самые важные вопросы. Но однажды я пришла рано утром, как всегда, и застала такую сцену.

На кухонном полу в луже валялись осколки разбитой бутылки и стакана. Василиса полулежала на низком кухонном диване, Александр склонился над ней. Я увидела его со спины и даже не сразу поняла, в чем дело. Подошла ближе. Он избивал жену, а она даже не сопротивлялась и не кричала, только издавала глухие, утробные стоны. Он бил ее профессионально, по-бандитски, не оставляя видимых следов, по животу, груди, бедрам. Месил женщину кулаками, а потом поднял ногу и поставил ей на живот со словами:

– Может, так что-то дойдет до тупых, проспиртованных мозгов!

От него просто несло такой первобытной, жестокой, неотвратимой яростью, что у меня от страха похолодели руки и ноги. Это же опытный, расчетливый убийца, количество преступлений которого никому не известно.

У меня пропал голос, я боялась к ним подойти. И убежать была не в состоянии. И тут Василиса издала какой-то щенячий писк, и что-то во мне оборвалось. Я схватила напольную вазу из дорогого фарфора полтора метра высотой, приподняла, сколько смогла, и бросила на пол. Она разлетелась на плитке с грохотом. Александр оглянулся, посмотрел на меня, как мне показалось, белыми глазами. Поднялся.

– Ты что творишь, твою мать?! – начал тихо и угрожающе двинулся ко мне.

– Теперь со мной разберешься, великий рэкетир, решала и криминальное дерьмо? – во мне уже не было страха, только страшная ненависть и презрение. – Но со мной просто, как с Василисой, не получится. Придется убить, как Григория, и сделать детей свидетелями. Хорошо, что они сейчас – твои кошельки. А то бы и им конец.

Он стоял передо мной и смотрел мне в лицо с интересом.

– Как же я тебя недооценивал. Так ты следишь за мной с самого начала? Информацию собрала. А ты точно пришла к нам по своей инициативе, случайно?