Неудержимая. Моя жизнь - Мария Шарапова

Прямо об этом так и не сказали, но намекали на мой возраст. Я была слишком мала, чтобы играть со всеми этими девочками. И то, что я обыгрывала соперниц на четыре-пять лет старше себя делало их несчастными. А их родители, которые платили по полной, не хотели слышать о том, что кто-то играет лучше их «чудо-детей». Хотя мой отец чувствовал, что за всем этим скрывается нечто большее. Ведь они знали о моем возрасте, когда делали нам предложение. Но Юрий не винил Ника. Он винил мать Анны Курниковой, Аллу.

Теннисных родителей отличает особая агрессивность. До моего появления Анна была единственной русской в академии, очаровательным светловолосым чудо-ребенком. Потом появилась я, с такими же светлыми волосами, с таким же ударом, и даже моложе. И с каждым днем я прогрессировала. Юрий решил, что у Аллы, должно быть, появились некоторые мысли, касающиеся в основном того, что в нашей истории не все было чисто. Этот отец со своей дочкой появились ниоткуда посреди ночи? И вы в это верите? Кажется, она решила, что Юрий меня похитил, что он увез меня насильно. А школа? Эта девочка вообще ходит в школу? И что за мать разрешила увезти от себя малышку? Что-то здесь не так. Другими словами, Ник увидел в нас мину замедленного действия и, хоть и хотел оставить меня в академии, решил не рисковать.

Нам предложили убираться. Всего хорошего и прощайте. Вы думаете мой отец запаниковал или решил вернуться в Сочи? Если да, то я этого не заметила. В этот период он оставался непоколебимым, как скала. Плохих новостей не существует. Во всем есть положительная сторона. Всегда есть возможность посмотреть на вещи под другим углом зрения. Всегда есть план Б, потому что все это наша судьба. И нам надо просто найти свой путь и держаться его.

– Маша, ты только посмотри, чего мы смогли достичь! Зачем же нам отступать?

Юрий встретился с Ником и обсудил с ним вариант мягкого расставания, который удовлетворил обе стороны.

– Послушайте, Ник, как можно выбрасывать маленькую девочку на улицу?

И Ник разрешил нам пробыть в академии еще несколько месяцев, использовать корты и пользоваться столовой, пока дети не вернутся с летних каникул. Все это время Юрий осматривался и обдумывал новый план. Наконец он остановился на Секу Бангоре, профессиональном теннисисте африканского происхождения, который долгие годы работал у Боллетьери. В начале девяностых Секу открыл свою собственную академию «Эль-Конкистадор», которая располагалась на нескольких кортах с твердым покрытием недалеко от академии Боллетьери.

Это была одна из бесчисленных флоридских теннисных фабрик, во главе которых обычно стоял гуру, широко забрасывающий свою сеть в надежде подцепить звезду, которая прославила бы его имя. Секу пытался создать империю и следовать в кильватере Ника. Мне он не нравился. Луженая глотка, всегда готовая забиться в истерике. У него была коварная улыбка, которую я не переносила. Я ему не верила. Но Юрий был уверен, что Секу – это решение наших проблем. Может быть, у него просто не было лучшего варианта. И денег. Все началось с того, что однажды утром мы сыграли с Секу. Он был среднего роста и атлетического телосложения – бывший профессионал, который так и не смог выйти на серьезный уровень. Ему было лет тридцать пять-сорок. После игры он отвел отца в сторону.

– Вижу, вижу, что она может играть, – сказал Секу.

– А у вас есть местечко для нее в вашей академии? – поинтересовался Юрий.

– Есть, – сообщил Секу, – но ей придется платить. Деньги. Немного. Самую мелочь.

– В этом-то все и дело, – пояснил Юрий. – Платить мы не можем. Она должна получить стипендию.

– В этом случае, – сказал Секу, подумав мгновение, – я должен посмотреть, как она будет играть в соревновании.

– Потому что есть тренировки, – пояснил он свою мысль, – а есть соревнования, которые гораздо важнее. Трудно реально оценить игрока, пока не увидишь его в процессе соревнования. Некоторые, которые блестяще выглядят на тренировках, мгновенно тушуются, когда что-то идет не так.

В ближайший уик-энд на севере должен был состояться турнир. До него надо было ехать несколько часов на машине. Секу хотел взять туда меня и несколько других учеников, поместить меня в боевые условия и посмотреть, что из этого выйдет. В чем была уловка? В том, что Юрий не мог поехать вместе с нами. Без родителей. Это невероятно обеспокоило моего отца. Он очень долго думал, советовался с нашей русской домовладелицей и моей русской учительницей, прежде чем дать свое согласие. Хотя какой у него был выбор? Да и другие дети тоже едут.

Я уже не помню подробности. С тех пор прошло столько соревнований. Они все перемешались. Но я помню выражение лица папы, когда тем вечером Секу высадил меня около дома. Мы опоздали на несколько часов. Мой отец мерил шагами коридор, следил за огнями фар и смотрел на часы. Он поручил свою дочь человеку, которого плохо знал и которому не очень доверял. Но у нас была хорошая причина для опоздания. Я выиграла! И не только матч, но и весь турнир. Получила приз. Меня сфотографировали, и на этом все закончилось. Секу выглядел довольным. Он пригласил моего отца зайти утром в «Эль-Конкистадор».

Они встретились в крохотном душном офисе, расположенном в трейлере, крыша которого потрескивала на жаре.

– ОК, – сказал Секу, – с ней все в порядке. Мы что-нибудь придумаем. Скажи, сколько ты готов платить?

Юрий объяснил все еще раз.

– Мы ничего не можем заплатить.

Секу вздохнул так, как будто устал от жизни, осмотрел отца, как всегда снизу доверху, а потом спросил:

– А ты в теннис хотя бы играешь?

– Да.

– И действительно можешь бить по мячику?

– Ну конечно. Кто, по вашему мнению, отрабатывает удары с Марией?

– ОК, – сказал Секу. – Вот мое предложение: ты будешь работать на меня. Будешь отрабатывать удары с учениками перед тем, как они перейдут к упражнениям и к игре. Тебе придется делать все, что я скажу – все, что я велю. За это Мария будет учиться у нас по стипендии. Согласен?

– Да.

Секу заставил отца заполнить какие-то формы. Пока он этим занимался, Секу попросил у него наши документы. Насколько я помню, Секу взял их и не отдавал, что делало моего отца совершенно беспомощным, как будто он не контролировал свою собственную жизнь. Паспорта и визы. Секу сам был иммигрантом из Африки, так что хорошо знал, насколько важны были эти документы. Они давали право на пребывание в стране, давали возможность идти за своей мечтой. Они были для нас всем. Секу сказал отцу, что сделает с них копию и вернет, но не вернул. Или очень долго тянул с этим. Вечно он «как раз собирался» это сделать, но не мог найти ключа от сейфа, или что-нибудь в этом роде. Документы были слишком важны. До тех пор, пока они были у Секу, он контролировал моего отца. А до тех пор, пока он контролировал моего отца, он контролировал меня.

Каждое утро мы с Юрием направлялись в «Эль-Конкистадор». Нас подвозил сам Секу или один из его инструкторов. У ворот мы расставались. Юрий шел на дальние корты, где он часами тренировал детей, или отправлялся выполнять какие-то поручение Секу. Время от времени Секу просил его сделать нечто абсолютно бессмысленное, по мнению отца. Но если Юрий высказывал свои сомнения, Секу взрывался. И мог оскорбить. Он говорил, что как хозяин ждет от людей повиновения – абсолютного повиновения. Для Юрия это было унизительно, чего, кажется, и добивался Секу. Здесь все вертелось вокруг вопроса влияния. Секу хотел, чтобы Юрий сорвался, но тот держался. И молча мирился со всем. Ради светлого будущего. Мой отец свято верит в преодоление. Времена были плохими, но он знал, что ему надо не высовываться и забыть о своей гордости.