Неудержимая. Моя жизнь - Мария Шарапова

– Если вы хотите пройти на один из наших кортов, – сказала женщина, – вам надо подписаться на нашу программу, а это стоит денег.

– Сколько?

– Тысяча долларов и деньги вперед.

В то время весь наш капитал состоял из семисот долларов – это были для нас все деньги мира, – скатанных в трубочку и лежащих в кармане моего папы. Юрий через переводчика стал спорить. Он сказал даме, сидевшей за столом, что я особенный ребенок, что они должны посмотреть, как я играю и что если они от нас откажутся, то пожалеют об этом впоследствии. В это время мимо проходила одна из инструкторов. Она прекратила все споры, сказав:

– Давайте я с ней поиграю – просто посмотрим, что получится.

Мы играли, а папа ждал. Когда мы вернулись, инструкторша переговорила с женщиной за столом. Что она ей говорила – неизвестно, но отношение женщины к нам изменилось. До появления Рика никто не собирался принимать окончательных решений, но нам было предложено место для ночевки на те несколько дней, пока все разрешится. Правда, без всяких обязательств. Проблема, как я выяснила позже, была в том, что в рассказ Юрия трудно было поверить. Трудно было поверить в то, что он самостоятельно приехал из России со своей дочерью, в то, что он просто так вошел в дверь с ребенком, играющим на мировом уровне. Им было трудно это переварить. Они хотели знать, кем был Юрий на самом деле? И в какую игру он играл? И какова его настоящая история? И где находится мама ребенка? И как обстоят дела со школой? С этими вопросами мы сталкивались снова и снова. Никто не верил в наш рассказ.

К этому моменту моему отцу все это надоело. Ему не понравилось, как нас встретили, не понравились все эти вопросы и атмосфера подозрительности.

– Нет, – сказал он, когда нам предложили приют на две ночи. – Мы уезжаем.

Если бы надо было назвать какую-то одну характерную особенность отца, то это, конечно, его готовность говорить «нет». Он делал это все время. Он говорил «нет» очевидно выгодным предложениям, потому что верил, что впереди нас ждет еще лучшее предложение. Это было глупо, и в то же время это было связано с его непоколебимой верой. Он верил в мои способности и в свою сообразительность. И эта вера влияла на происходящее так же, как и все остальное. Резкое «нет» позволяло ему позже сказать «да».

Польская пара была ошарашена. Нам предложили жилье и возможность встречи с Маччи. Кто его знает, к чему бы это привело, но мой отец просто ушел. Поляки спросили, что мы теперь собираемся делать и куда направимся. В голове Юрия оставался только один адрес: теннисная академия Боллетьери в Брейдентоне, на восточном побережье Флориды, рядом с Саратогой и Тампа-Бэй, о которой он читал дома. Там тренировалась Курникова, так что они должны понимать русских. Поляки сказали, что так далеко отвезти нас они не смогут, подбросили нас до автобусной станции и купили нам билеты. Они выяснили телефон и адрес академии и записали их на листке бумаги, а потом протянули его Юрию.

– Позвоните по этому номеру и отправляйтесь по этому адресу, когда приедете, – сказали они и попрощались. Больше мы их никогда не видели.

* * *

Поездка в Брейдентон осталась в памяти мрачной и туманной, как будто сошедшей с картин Ван Гога. Прибыли мы в районе 9 вечера. Отец позвонил в академию и, несмотря на свой русский, смог так точно описать нашу ситуацию, что за нами на станцию прислали транспорт. До академии мы добрались уже в полной темноте. Помню эти похожие на глыбы здания и темные корты с качающимися на ветру пальмами. Человек на воротах выслушал нас и записал все, что мы ему сказали – он передаст все, кому надо, – и прогнал нас. Сейчас воскресный вечер, объяснил он. Никого нет, а те, кто есть, уже легли спать. Он вызвал такси, которое довезло нас до ближайшей гостиницы – Холидей Инн Экспресс. Это был наш первый урок: хуже слова «инн»[5] в названии отеля может быть только добавленное слово «экспресс».

Отец был очень осторожен и подозрителен. Он трижды повернул ключ в замке, затем запер дверь на защелку и цепочку. Когда мы легли, он вытащил деньги из кармана и положил их под подушку. Папа был уверен, что ночью к нам заберутся и вынесут все подчистую.

– Так, – пояснил он, – чтобы достать деньги, грабителю придется разбудить меня, и это будет его последняя ошибка.

Мы лежали в темноте и разговаривали. Я не боялась, а просто нервничала. Вот я здесь, в этой незнакомой гостиничной комнате, в этом незнакомом городе, лежу и жду только момента, когда смогу выйти на корт и показать свои удары. А когда я ударю, то расслаблюсь. И когда другие люди увидят мой удар, все станет хорошо. Я четко знала, что должна сделать. Моя роль была понятна, поэтому я расслабилась, предоставив другим решать остальные проблемы.

Утром Юрий здорово торопился. Мы упаковали чемоданы, собрали инвентарь. Вызвали такси и выписались из гостиницы. Мы были уже в такси, которое направлялось в академию, когда Юрий чуть не сошел с ума. В отеле он так расслабился, так глубоко уснул, что совершенно забыл про деньги. Отец начал ругаться по-русски. Водитель никак не мог понять, что происходит. Юрий заставил его развернуться и рвануть в сторону гостиницы. Мы подъехали прямо ко входу, и Юрий выскочил из машины еще до того, как она остановилась. Дверь в номер была открыта и рядом стояла тележка с принадлежностями для уборки комнат. Юрий влетел в дверь. Горничная была в ванной, а кровать еще оставалась неубранной. Отец перевернул подушку и, слава Богу, деньги лежали на месте. Он засунул их в карман, и скоро мы уже вновь ехали по шоссе № 41.

Когда я спросила Юрия, помнит ли он этот случай, он сначала рассмеялся, а потом вздохнул.

– Маша, Маша, Маша, – сказал он, – если только подумать о том, как нам невероятно везло, как в хорошем, так и в плохом смысле этого слова… Но больше все-таки в хорошем. Мы с тобой походили на людей, которые переходят реку, думая, что идут по бревнам, а уже на том берегу выясняют, что это были крокодилы.

Охранник передал все, кому надо. В академии нас уже ждали. Был даже переводчик с русского на английский.

План встречи тоже был готов. Меня направят на корт с группой девочек приблизительно моего возраста. Я выполню упражнения, сделаю несколько ударов по мячу, а потом мои действия оценят. Среди американских девочек я чувствовала себя полной дурой. Прежде всего, все они были старше меня по крайней мере на два года. И потом, все они стояли в кружок, смеялись и переговаривались друг с другом, а я абсолютно ничего не понимала.

В подобных ситуациях начинаешь думать, что все, что говорится, говорится только о тебе. И говорится не по-доброму. Это все были девочки из богатых семей, родители которых по разным причинам решили, что у них есть талант, достойный академии. И были готовы платить. Большие деньги. Год у Боллетьери стоит, наверное, дороже, чем год обучения в колледже. Если только у вас нет стипендии, вы приходите на платной основе, с самыми лучшими ракетками, лучшими теннисными туфлями и лучшими шмотками. И здесь же была я с единственной сменой одежды, со слишком большой видавшей виды ракеткой и туфлями производства Минской обувной фабрики. Выглядела я действительно странно. И девочки меня обсмеяли. И продолжали смеяться ровно до того момента, когда настала моя очередь бить. Прежде всего я расслабилась. Успокоилась и вспомнила, для чего я здесь. А потом инструктор практически сразу все понял.