Дети богини Кали - Анастасия Баталова

— Куда она тебя направила? — спросила Онки.

— В службу охраны правопорядка, — отвечала Кора с саркастической усмешкой, — Игра полагает, что лучше всего я буду смотреться, выставляя подвыпивших военных из баров на Сент-Плаза и проверяя документы у толпящихся там вечно шлюханов.

— Но ведь столько людей верит результатам Игры…

— А ты? Лично ты? Веришь им? — музыкантка смотрела на неё пытливо, требовательно, твёрдо.

Онки молчала.

— Мне жаль тебя, если ты думаешь, что кто-то может знать о тебе больше, чем ты сама.

Кора, опустив голову, вернулась в блокнот, и стало ясно, что больше она уже ничего не станет говорить. Онки повернулась и медленно пошла вдоль ряда зрительских кресел, изредка оглядываясь на свою странную знакомую, та продолжила что-то писать, её фигура на фоне огромного футбольного поля становилась всё мельче по мере того, как Онки удалялась, направляясь к выходу.

Сказанное Корой ободрило её — в нескончаемом тоннеле отчаяния едва различимо забрезжил свет: «Всемудрая ей судья… Быть может, она права…»

Прошёл год.

— Ненавижу спортивную подготовку, — сопя носом, Онки Сакайо расшнуровывала высокие беговые ботинки, — и своё тело тоже ненавижу. Оно постоянно меня подводит, такое слабое, неповоротливое… Иногда мне кажется, будто я совсем не такая как остальные. Ни одного норматива в этом году не сдала. Со мной что-то не в порядке, я больна или вообще …мутант, выродок… Вот скажи, Ритка, почему я не расту?

Рита Шустова с заметным усилием стаскивала с длинных стройных ног узкие спортивные лосины. Онки с завистью мерила взглядом подругины конечности, которые, по щедрому благословению Всемогущей, с каждым кварталом становились ещё длиннее…

— Я ведь самая маленькая. Карлик просто. Вот в тебе сегодня сколько намеряли?

— Сто семьдесят девять, — стоя на полу в носках, Рита как следует выпрямилась и с торжествующей улыбкой взглянула на подругу.

Онки готова была расплакаться от обиды.

— Ну а я всего сто шестьдесят семь! Это же такое унижение… Все смотрят на меня сверху вниз…

— Мне кажется, ты паникуешь. И придаешь этому слишком большое значение. Другие, я полагаю, думают о твоём росте гораздо меньше, чем ты сама.

— Ты как всегда меня утешаешь. Ложь во спасение. Ну не могу я поверить, будто никому из окружающих в голову ещё ни разу не приходила мысль: ха-ха, да она же недомерок!

— Это потому, что ты сама склонна подмечать чужие недостатки. — Рита подняла руки, чтобы распустить волосы, едва наметившиеся бугорки грудей приподнялись и заострились, — перестань беспокоиться по этому поводу, и, может быть, всё наладится. Вырастешь скачком, как гриб после дождичка, сразу на пол локтя… Ведь тебе ещё только четырнадцать.

Онки вздохнула.

— Ну а как насчет нормативов? Сама же видела, как я сегодня осрамилась на турнике… Это ж надо, подтянуться только четыре раза, когда на зачет необходимо пятнадцать?! «Да ты как мешок с картошкой!» — Онки передразнила грубоватый голос тренерши, — О, Пречистый и Всеблагая…Какой позор… — добавила она, с досадой отпихивая чьи-то ботинки, стоящие у скамьи, — иногда мне кажется, что спорт вообще придуман тщеславия ради, для того только, чтобы сильным дать возможность поглумиться над слабыми…

— А мне кажется, что для этого придумана математика! — рассмеялась Ритка, — банальность скажу, конечно, но у каждого свои таланты и особенности, — она сдернула с крючка полотенце, и вытянув вперёд губы, очень похоже передразнила гнусавый голос преподавательницы по аналитической алгебре, — «Вы знаете, Шустова, даже некоторые мальчики решают эти уравнения лучше вас… Интеллектуальный труд, как это ни прискорбно, не ваш конек…»

— Знаешь, что, Рита… Ты бы старалась учиться, — Онки резко посерьезнела, — среди старшеклассниц в последнее ходят разные жуткие слухи… Нам многое не говорят, Норд — детское учреждение, и поэтому не все радиостанции можно поймать, и не все сайты открыть. Но если собрать приёмник или написать прогу для обхода системы защиты детей от избыточной информации… Короче, идёт война. И сейчас лучше не попадать в армию. Даже набор в государственный резерв суррогатных матерей сократили, всех здоровых гребут в вооруженные силы…

— Знаю, — Ритка сняла резинку и мотнула головой, тяжелый сноп густых распущенных волос упал, накрыв половину её хорошенького молодого лица, — Мидж Хайт призвали. Я видела вчера во дворе общежития её и ещё нескольких девчонок из той компании в костюмах защитного цвета и с рюкзаками за плечами. Теперь, если ты не будешь наводить смуту, в Норде будет поспокойнее, да и государству прок: Мидж и её шайка — это же тонна отборнейшей мускулатуры!

Онки сняла через голову майку и процедила сумрачно:

— Не нравится мне всё это.

— Да брось, — Рита добыла из кармана спортивной сумки расчёску и решительно погрузила её в блестящую под лампами реку своих волос, — ничего твоей Хайт не станет, она же здоровая, точно горилла, пули от её груди отлетать будут, как от дверцы сейфа… Кто бы мог подумать, что ты такая сентиментальная — тревожишься за девчонку, которая неоднократно возила тебя носом по футбольному полю… Меня во всей этой истории другое волнует, — шутливые нотки разом пропали, и Ритина интонация стала мечтательной, — красавчик Малколм остался теперь без подруги… Я такую трогательную сцену наблюдала, пока они за ворота не вышли, чуть не расплакалась. Прямо как в фильмах. Он прильнул к Мидж так жалобно, так безнадежно, мне не слышно было, далеко стояла, но ждать, наверное, обещал… Повезло ей. Вернётся с настоящей войны. Героиней. Да ещё и в объятия к такому…

Онки взглянула на подругу, неодобрительно хмуря брови.

— Дура ты Ритка. Точно дура. И башка у тебя туго набита розовой романтической ватой. Вернётся твоя Мидж, если повезет, в заплатках вся, как старое одеяло, а Малколм завтра же на другой повиснет, как бес на краю кадила… Он не такой, чтобы ждать. Видно это.

Онки умолкла, будто устав от своего циничного монолога, опрокинутого на подругу ушатом ледяной воды. Открыла сумку, принялась что-то в ней искать. Потом встрепенулась и снова подняла глаза на Риту.

— Хоть Малколм и относительно свободен теперь, смотри мне, не вздумай мечтать о нём. Знаешь, сколько желающих? Каждый день рожей будешь футбольное поле вспахивать… Большая половина этих отмороженных девах из окружения Мидж на него облизывается. Белка уж точно. И теперь вот кошка за порог, крысы — к кормушке…

— Ну он же такой красивый… — Пробормотала, будто извиняясь, Рита.

Она выдавила пену из баллончика и, поставив ногу на лавку, принялась намазывать её. Ладони оставляли на гладкой незагорелой коже широкие белые следы.

— Такой красивый и такой тупой, — с удовольствием припечатала Онки, энергично словно тесто уминая спортивную форму в сумке, — я как-то услышала разговор нескольких преподавателей, они совещались, не перевести ли его на индивидуальную программу для неуспевающих.