Терпеливый муж - Мара Фицчарлз

– Это ребенок? – спросил он, зачарованный новой жизнью, расцветавшей в ней.

Сосредоточившись на мысли о Мерфи и его распущенном языке, Кесси почти не слышала, о чем говорит Эндрю. Ей и в голову не приходило, что он наблюдает за ней.

Она подняла на него глаза, совершенно не ожидая увидеть выражение лица, полное крайнего удивления и восхищения. Отражение этих чувств она хотела бы видеть на лице Мерфи.

– Что… что ребенок?

– Это… ребенок шевелится?

Не в состоянии говорить, она только кивнула и посмотрела на Эндрю. Он подошел к ней и осторожно приложил руку к ее животу.

Когда ребенок зашевелился снова, она еще больше удивилась его действиям. Пальцы Эндрю старались уловить малейшее движение, казалось, будто он играл с ребенком.

Затем его взгляд скользнул от ее живота к лицу, и он улыбнулся.

Это была открытая, красивая, искренняя улыбка. Она поняла, что случившееся удивило и обрадовало Эндрю, и ей стало стыдно. Улыбка, подобная его, могла осветить день… Или всю жизнь.

– Ребенок Мерфи, – сказал он, – воюет. Похоже, это будет парень что надо, как и его отец.

– Мерфи хотел сына, – мягко заметила Кесси и не почувствовала близости своего погибшего друга. Напротив, она ощутила себя действительно замужем за этим улыбающимся человеком, чья большая теплая рука так естественно защищала ее ребенка.

Глаза Эндрю светились восхищением.

– Мы назовем его в честь Мерфи, хорошо, Кесси?

– Мне бы тоже этого хотелось, – согласилась она. – Если ты в самом деле этого хочешь.

Внезапно Эндрю изменился. Его широкие рыжие брови сошлись на переносице. Глубокая морщина прорезала лоб. Мгновение назад он улыбался в несказанном блаженстве, а теперь перед ней вновь был замкнутый суровый незнакомец.

– Это твое решение.

Его слова, непонятно почему, прозвучали злобно и с обидой. Это так не подходило к недавнему благоговейному выражению его лица. Кесси была сбита с толку такой стремительной переменой настроения.

– Ты… Я… – Она тщетно пыталась приподняться на диване.

Эндрю быстро пришел ей на помощь:

– Давай помогу.

Кесси замотала головой.

– Я не понимаю тебя, – прошептала она, стараясь перевести свое отяжелевшее тело в вертикальное положение. – Ты предложил мне назвать ребенка в честь Мерфи, а теперь говоришь, что это мое решение. Ты же мой муж. – Она замолчала, закусив нижнюю губу и отважно парируя его взгляд, устремленный на нее. – Это дает тебе право помочь мне в выборе имени для ребенка.

– Это ребенок Мерфи, а не мой. Ты его мать. Тебе решать, какое дать ему имя, – ответил Эндрю. – Если бы мы были… – Резко развернувшись, он внезапно остановился.

– Если бы мы были… что?

– Я хотел сказать: если бы мы были действительно женаты, но это глупо. Мы женаты. – Стараясь не смотреть на Кесси, Эндрю уставился на картинку на стене. – Если бы ребенок был наш: твой и мой, то мы оба имели бы право голоса в этом вопросе. Но ребенок принадлежит тебе, значит, решать, какое имя ему носить, будешь ты.

– Назовем его в честь Мерфи, если ты согласен, – сказала она.

Эндрю повернулся к ней лицом, пристально посмотрел на нее и тотчас же отвел глаза.

– Хорошо, – произнес он глухо и невыразительно.

– Как мы уживемся, если даже такой простой разговор ставит нас в тупик.

– Сумеем.

– Иногда я спрашиваю себя, почему я согласилась, – с сожалением созналась Кесси.

– У тебя не было выбора, – напомнил он ей. – А раз я не предполагал часто приезжать, то это был приемлемый вариант.

– Ты собираешься пробыть здесь два месяца, да? Эндрю услышал в ее голосе замешательство, а во взгляде заметил промелькнувшее на миг опасение. Он готов был отказаться от этих двух месяцев. Ей ни к чему были дополнительные заботы, особенно сегодня.

– Да, я буду здесь. И мы постараемся, Кесси. Не беспокойся.

– Я беспокоюсь.

– Это ничего не изменит, – заявил он решительно. – Иди. Укладывайся со своим шустрым малышом.

Прежде чем она успела запротестовать, его сильные руки подняли ее. Прикосновение Эндрю было удивительно нежным.

– Отпусти меня! Я же огромная, ты сам сказал.

– Прекрати вопить и держись! Я положу тебя в постель. Ты с трудом стоишь на ногах. Мне нужно было раньше настоять, чтобы ты вернулась в кровать.

– Я не позволю тебе обращаться со мной как с ребенком.

– Ты и есть ребенок, – проворчал он, сажая ее на свою кровать.

– Нет! – возразила она, дерзко вздернув подбородок.

– Я же говорил тебе, Кесси, что считаю бесполезным обсуждать с тобой этот вопрос, потому что не сомневаюсь: мы никогда не придем к соглашению.

– Я женщина, Эндрю Макларен!

– Ты сущее наказание! – Он распрямился, воздев руки к небу. – Уже поздно, чтобы спорить. Мы оба устали. Кроме того, слышала ли ты, чтобы женатые люди шли спать сердитыми?

Кесси прикрылась покрывалом, как щитом.

– А ты… спишь здесь?

– Нет, Кесси, – ответил он с удивительным терпением. – Я сплю на диване.

Эндрю скользнул по Кесси взглядом: она лежала, зарывшись в его покрывало. Он видел только ребенка, утомленного игрой во взрослую жизнь, и чувствовал, как никогда раньше, что принятое им решение было правильным. Она нуждалась в том, чтобы рядом с ней был человек старше и опытнее ее.

Образ Мерфи возник перед ним ниоткуда. Он, по обыкновению, преследовал его. Эндрю отвернулся и пошел к двери.

– Спокойной ночи, – пробормотал он, выходя из спальни.

– Спокойной ночи, Эндрю, – послышалось в ответ.

Сон не приходил. Эндрю лежал в темной гостиной, вспоминая прошедшие несколько часов и думая, насколько непростая ситуация сложилась у него с этой женитьбой.

Брак предполагает обязательства. Ему не было чуждо чувство ответственности, на него ложилась ответственность за благополучие двух людей. И это порождало тревогу. Он убедился в этом, когда почувствовал, как ребенок Мерфи шевелится под его рукой.

Эндрю улыбнулся, вспоминая, как несколько месяцев назад сестра обвиняла его в слабохарактерности. Возможно, она права. Может быть, он и вправду тряпка, но он заставил Кесси поверить, что позаботится о ней и ее ребенке и не подведет Мерфи.

Печаль, похоже, возвращалась к Эндрю. Случалось, не в силах сдержать чувства, он горевал о потере друга.

Ему одному суждено было держать Кесси за руку, носить на руках ребенка Мерфи, слышать их смех, видеть слезы, делить с ними каждый день то, что Мерфи делать уже не мог.