Седьмая жертва - Фредерик Молэ

— У тебя есть все, чего тебе хочется, — продолжал мужчина все тем же спокойным тоном. — Понимаешь ли ты, как тебе повезло? Ты смогла это оценить? Потому что сегодня тебе предстоит потерять все и навсегда.

Он наклонился и вытащил из рюкзака плетку с тяжелой деревянной ручкой.

— Тридцать ударов, тридцать — на мой день рождения…

Глаза женщины наполнились ужасом, который только еще больше разжег желание ее палача. От первого удара ее кожа посинела, когда плетка просвистела второй раз, женщина отчаянно дернулась, пытаясь ускользнуть от своей судьбы. Когда плетка третий раз опустилась на ее тело, показалась кровь. Боль. Боже! Как он это любил!

* * *

Нико набрал номер телефона своей матери. Она ждала, что он позвонит ей после встречи с врачом. Даже если Таня уже рассказала ей все подробности, она станет упрекать его, что он не позвонил сам. Отношения у матери с сыном были близкими, но подчас дело доходило до конфликтов. Конечно, он любил ее, но старался держать определенную дистанцию. Не шептала ли она ему еще в детстве нежные, но такие собственнические слова?..

— Аня Сирски слушает, — прозвучал уверенный и строгий голос.

— Это я, мама.

— Не очень-то ты торопился поговорить со своей матерью! Может быть, все же будешь так любезен и позвонишь мне завтра после фиброскопии? Или мне надо напоминать, что ты — мой сын? Я волнуюсь.

— Все в порядке, мама.

— Ты в этом уверен? Я знаю, что тебе больно, даже если ты в этом не признаешься. Матери чувствуют такие вещи. И потом, ты устал. Нельзя больше так жить, одному. Таня, Дмитрий и я — этого недостаточно. Тебе давно нужна жена…

— Но жен не заказывают по каталогу!

— Не издевайся! Как Дмитрий?

— Ты же его видела в воскресенье, мама.

— Видела, ну и что? Как у него дела?

— Он ночевал у меня, — сообщил Нико.

— Снова! Сильви решительно не может справиться с мальчишкой.

— Мама! Давай не будем. Дмитрий живет и у нее, и у меня, и все так и останется.

— Но он обожает тебя.

— Его мать тоже его обожает. Не надо все валить в одну кучу. Они оба должны сделать усилие и понять друг друга, чтобы потом не жалеть, что не сделали этого. Наступит время, когда это будет важно для Дмитрия. Я не буду вмешиваться, а тебе и тем более не надо. Мы говорили об этом сотню раз, и я не изменю своей позиции. И пожалуйста, не дури голову моему сыну.

— Не говори глупостей, Нико. Вы придете в эти выходные?

— Конечно. Я вешаю трубку. У меня работы невпроворот.

* * *

На ее коже не осталось живого места. Она стонала от боли, и слезы безостановочно текли у нее по щекам. Он почувствовал слабую эрекцию. За исключением этой реакции на испытываемое им удовольствие, ничто не выдавало его чувств, и от этого его жертва приходила в еще больший ужас. Он вынул из рюкзака хирургический нож. Медленно провел лезвием вдоль ее шеи, по ложбинке между грудями, до пупка. Он проживал каждую секунду, проведенную с этой женщиной.

— Сейчас я отрежу тебе груди. Предупреждаю, будет больно.

Тело ее вновь дернулось и забилось. Она замотала головой, как будто умоляла этого не делать. Теперь у нее в глазах застыл настоящий ужас. Он сел на нее верхом, так что ей было не двинуться. Лаская, провел холодным лезвием по ее соскам. Один раз, другой. Потом резким движением рассек кожу. Лезвие вошло глубоко, он сделал круговой надрез и отделил грудь от тела. Женщина потеряла сознание. Он ожидал этого. Жаль, что она не смогла продержаться до конца и, несмотря на ужасающие муки, которые он причинял ей, сохранить ясность мысли и сознания. Теперь — вторая грудь. Когда все было кончено, он положил отделенные органы в банку, принесенную специально для этого. Поднялся на ноги и приготовился нанести последний удар. Один, точный и решительный, в живот этой порочной бабы. Осталось только приукрасить место преступления так, чтобы полицейские ничего не смогли понять. Его охватывала настоящая радость.

* * *

Три часа дня. При входе на знаменитый университетский факультет Нико объяснили, как пройти в кабинет декана, мадам Паскье. Он сразу же проникся уважением к этой пятидесятилетней хрупкой женщине, которая просто излучала редкую энергию и решимость. Она крепко пожала ему руку — наверное, привыкла иметь дело с мужчинами. От ее проницательного, оценивающего собеседника взгляда трудно что бы то ни было скрыть. Она указала Нико на стул у круглого стола, на который секретарь уже ставила кофейные чашки и сухие пирожные.

— Я приготовила для вас список преподавателей факультета и их координаты, — проговорила она. — Подчеркнуты те, с кем Мари-Элен поддерживала более тесные отношения… Знаете, на таком факультете, как наш, многие друг друга не знают. Там же и список студентов мадемуазель Жори. Я позволила себе поговорить с некоторыми, выяснить, не было ли у Мари-Элен каких-нибудь сложностей. Она была ответственным преподавателем, никогда не пропускала занятия и страстно любила свое дело. Общаться с ней было легко и приятно. Коллеги и студенты любили ее, да и я, впрочем, тоже.

— Благодарю за ценную информацию. Мои люди обзвонят некоторых и встретятся с ними. Любые сведения могут быть полезны.

— Она действительно так ужасно умерла? Ее друг кое-что рассказал мне вчера вечером.

Нико не почувствовал в ее голосе никакого нездорового любопытства, скорее — некую ответственность и желание знать правду, чтобы иметь возможность противостоять ей. Он решил ничего не скрывать.

— Да. Ее били, мучили и потом убили ножом. Она ужасно страдала. Прошу вас никого не посвящать в обстоятельства убийства.

Мадам Паскье ничем не выдала своего волнения, — правда, от профессионального взгляда Нико не укрылось, как у нее расширились зрачки, когда она слушала эти невозможные подробности трагедии.

— Спасибо за ваше доверие… Думаете, кто-то из знакомых?

— Слишком рано что бы то ни было утверждать. Не могла ли Мари-Элен Жори назначить встречу у себя с каким-нибудь студентом?

— Я ждала подобного вопроса. Вот здесь фамилии тех, у кого были плохие оценки у Мари-Элен, да и у остальных преподавателей, впрочем, тоже.

— Не было ли у нее каких-нибудь необычных отношений со студентами? Влюбленный юнец, например?

— Ученики, которые влюбляются в своих преподавателей, всегда были и будут. Может, вы и сами вспоминаете о какой-нибудь учительнице: запах духов, приводивший вас в восторг, или вы любили смотреть на ее ноги… Обычное дело. Всем это известно, и все принимают необходимые меры предосторожности. Это — часть работы; не всегда просто с молодыми людьми, которые еще вчера были подростками. Но я ничего подобного не слышала о Мари-Элен, по крайней мере ничего из ряда вон выходящего.

— Спасибо, информации, конечно, немного.