Осень на краю света - Дмитрий Заваров

— Все мне не нравится. Сколько тебе?

— В смысле?

— Лет сколько, Митяй?

— Тридцать шесть.

— На. — Кабан протянул стакан.

Снова выпили. Отец Димитрий откинулся назад, прислонившись к стволу березы. Изогнутые тонкие ветки нависали над столом, листья медленно колыхались, напоминая рыбок, запутавшихся в водорослях. Разрывы в облаках ширились. Припекало, как летом.

— В твои тридцать шесть ты что видел, кроме пьянки? — продолжил мысль Кабан, хрустя яблоком.

— Что я видел, не твое дело, — рассердился Митяй. — Ты мне кто, чтобы допрашивать? Эта, проповедник нашелся. Вон он сидит, жизни не учит, а тебя кто за язык дергает? Сам-то много видел?

— Я воевал. У меня орден Красной звезды.

— И что толку? Я со школы сбежал, ты, эта, летное окончил. А все одно: сидим тут и водяру жрем. Что, не прав?

— Почему так, отец Димитрий? — повернулся Кабан, впервые прямо взглянув на собеседника.

В глазах у него стояли слезы, то ли от водки, то ли от обиды. Отец Димитрий оторвался от созерцания листьев. Алкоголики замерли напротив: Кабан с налитым кровью лицом и Митяй с пустым стаканом в руках. Оба ждали.

— Пока цели нет, будете водку жрать, — сказал отец Димитрий.

— Нефть, газ — все есть. А сытой жизни нету, — пожаловался Митяй.

— Сытая жизнь — не цель.

— Мне бы хватило, — заявил Кабан.

— Не хватило бы. Снова оказался бы здесь, за этим столом, вот с этой бутылкой.

— А прав он, эта! — неожиданно поддержал Митяй. — Тебе сколько бабла ни дай, все пропьешь.

— А тебе — нет? — огрызнулся Кабан.

— И мне, — согласился Митяй. — Хрен ли их копить?

— Национальная черта: на мелочи не размениваемся, — сказал отец Димитрий. — Нам либо весь мир спасать, либо не стоит и зад с лавки поднимать. Без идеи в России холодно, стынут души… А кто-то еще надеется тут капитализм построить.

— Америка построила как-то, ничего, — заявил Кабан.

— Вот у них там сытая жизнь, — кивнул отец Димитрий. — Всегда полное корыто. Ты долго просидишь у полного корыта, Кабан?

— А так, что ли, нормально? По уши в дерьме. Либо воюем, либо блюем с перепою.

— Все умрут. И пьяные, и сытые. Только в Америке этого не осознают, поэтому довольны. А ты все прекрасно понимаешь. Оттого и не сопротивляешься, когда в дерьмо падаешь. Но это даже хорошо. Как колодец: чем глубже проваливаешься, тем ярче звезды на небе.

— Из колодца не выберешься.

— Было бы желание… Главное, знать, с какой стороны дерьмо, а с какой небо. В России всегда умели ориентироваться.

— Это, ты, батя, про бога сейчас намекаешь? — подсуетился Митяй.

— Не про бога, а про Бога.

— Он, эта, про нас с Кабаном и думать забыл.

— Он смотрит на вас. Прямо сейчас.

Митяй испуганно задрал лицо к небу, Кабан машинально повторил его движение, но тут же опомнился: опустил голову, сплюнул.

— Врешь, — процедил зло.

— Отчего так решил?

— Сдались мы ему…

Отец Димитрий резко поднялся, придвинулся вплотную к Кабану. Тот попробовал отшатнуться, но священник, предвосхитив движение, крепко ухватил за отворот кожанки, притянул. Сейчас, в распахнувшейся шинели, он очень походил на памятник Дзержинскому с Лубянской площади. Даже борода будто бы собралась на подбородке в острый клин.

— У него сейчас нет важней задачи, чем на тебя смотреть, — проговорил отец Димитрий, впритык разглядывая бегающие мутные глаза. — Это я тебе заявляю со всей ответственностью.

Митяй бросил еще один затравленный взгляд на небо, осторожно сдернул кепку: на бугристой голове, в глубине короткой стрижки, белели ровные штрихи шрамов. Отец Димитрий отпустил Кабана и, вернувшись к столу, взял сигарету. Кабан, испуганно косясь на нового знакомого, разлил из бутылки остатки.

— Ну пусть посмотрит, эта, как мы сивуху бухаем… — обреченно вздохнул Митяй, притянув стакан.

— Ему намного обиднее, что ты с ним за всю свою жизнь ни разу не поздоровался, — ответил отец Димитрий, прикуривая.

— Дык, эта…

…к магазину, уже догадался, кого увидит внутри. Потому что у входа был припаркован черный, поблескивающий лакированными боками джип «БМВ». Идеально чистая машина посреди грязи и глубоких луж, заполнивших выбоины асфальта, смотрелась неестественно.

Капитан Федоров знал, что Тарас Хунько очень любит свои машины. У него их имелось две — помимо этого «БМВ» еще белый «Мерседес». Ездить ему было особо некуда, жил он рядом со своей птицефермой, но Хунько ежедневно умудрялся найти повод для выезда: то в магазин, то в гости к председателю, то в церковь. И после каждой такой поездки, иной раз не превышающей расстояние в пару сотен метров, он самолично мыл автомобиль на площадке перед гаражом. Демонстративно, на виду у всей деревни: по нескольку раз меняя воду в ведре, медленно и с наслаждением водил губкой по кузову, залезая в самые интимные места машины, начищал хромированные поверхности, полировал стекла… «Есть гомосеки, а этот автосек», — вспомнилась Федорову чья-то шутка.

Участковый толкнул дверь — массивный железный лист с ручкой через всю поверхность, по диагонали. Усмехнулся, убедившись, что не ошибся: Тарас Хунько стоял у прилавка, напротив продавщицы тети Люды. Маленький, пузатый, с широким ртом и жирной, в складках, шеей, он всегда ассоциировался у Федорова с Джабой Хаттом — персонажем из «Звездных войн». Федоров, понятное дело, никому про эти ассоциации не рассказывал, но про себя иначе как Джабой Хуньку не называл.

— Здравия желаю, товарищ капитан! — обрадовался Хунько.

Улыбка у него была какая-то незамутненно-детская, задорная, но соседство с немолодым, обрюзгшим лицом и маленькими, колко и настороженно поблескивающими глазками окрашивало эту улыбку в зловещие тона. Так улыбались клоуны в фильмах ужасов.

— Привет, Володя, — проскрипела продавщица.

Тоже вот интересный момент: Федоров родился и вырос в деревне, с пеленок помнил тетю Люду — вначале продавщицу «сельпо», потом, после развала СССР, владелицу магазина «Продукты». Была она для него «тетя Люда» в детстве, осталась «тетей» и сейчас, когда ему уже перевалило за сорок. И опять же, несмотря на его возраст и звание, он был для нее все тем же Вовкой. Нельзя сказать, что проблема эта серьезно волновала участкового, но все же Федорову было интересно: найдет ли он когда-нибудь способ естественно и ненавязчиво перейти с тетей Людой на ты и избавиться от «тети»? Наверное, нет.

— Тебе чего, товарищ милиционер? — спросила продавщица.

— Сигарет.

Тетя Люда, когда накручивала густые русые волосы в крендель на затылке, была просто один в один фрекен Бок из мультика про Карлсона. Сегодня в пользу этого сходства работал еще и ее цветастый сарафан. Продавщица метнулась за угол прилавка — там располагалась табачная секция: весь имеющийся в наличии ассортимент был выставлен в длинный ряд.