Я — Господь Бог - Джорджо Фалетти

И решил заговорить о другом:

— Что думаешь теперь делать?

Младший Босс беспечно пожал плечами:

— Побуду здесь несколько часов. Мне нужно увидеть двух человек. Потом заберу Вальса и уйду.

Кот, равнодушный, как и все его сородичи, поднялся с колен хозяина и перебрался на кровать, где с тремя лапками проще улечься поудобнее.

Бен, оттолкнувшись от стены, выпрямился:

— Похоже, собираешься нарваться на неприятности.

Парень покачал головой, укрывшись за своей улыбкой-гримасой:

— Не получится.

Он снял нитяные перчатки и показал Бену руки, покрытые шрамами.

— Видишь? Никакого рисунка на коже нет. Стерты. Чего бы ни коснулся, следов не оставляю.

Похоже, он обдумал что-то, прежде чем сказать, и наконец заключил:

— Я больше не существую. Я — призрак. — Он внимательно посмотрел на Бена. — Дай честное слово: никому не скажешь, что я появлялся тут.

— Даже…

Младший Босс твердо и решительно прервал его, не дав закончить фразу:

— Никому, я же сказал. Никогда.

— А то что?

Он помолчал. Потом произнес холодно, безжизненным голосом:

— Убью тебя.

Бен Шепард понял, что для этого парня мир больше не существует. Не только тот, что человек носит в душе, но и окружающий. Мурашки побежали у него по спине. Этот парень уехал вместе со своими соотечественниками, чтобы сражаться с чужими людьми, которых ему приказали ненавидеть и убивать. После того, что случилось, роли поменялись.

Теперь, вернувшись домой, он стал для всех врагом.

Он поджидал, сидя в темноте.

Он давно ждал этого момента, и теперь, когда он наступил, не чувствовал больше ни спешки, ни волнения. Ему казалось, что его присутствие здесь в порядке вещей, предопределено, продумано. Как рассвет или закат, как любое событие, которое неизбежно должно произойти и происходит ежедневно, день за днем.

Он держал на коленях «кольт М1911», штатное армейское оружие. Добрый Джефф Андерсон, оставшийся без ног, но сохранивший оборотистый характер, добыл ему этот пистолет, не задавая лишних вопросов. И, наверное, впервые в жизни ничего не попросил взамен.

Он всю дорогу держал в рюкзаке завернутый в тряпку пистолет.

Единственная легкая вещь, которую он носил с собой.

Комната, где он расположился, представляла собой гостиную с диваном и двумя креслами в центре, стоявшими полукругом перед телевизором у стены. Обыкновенная обстановка обыкновенного американского дома, в котором, это было заметно, жил холостяк. Две-три заурядные картины на стенах, ковер сомнительной чистоты, несколько грязных тарелок в мойке. И стойкий запах табачного дыма.

Дверь справа вела в кухню, дверь слева — в небольшую прихожую и в сад, а лестница за спиной — на второй этаж. Когда он пришел сюда и обнаружил, что в доме никого нет, вскрыл дверь и быстро осмотрел все.

При этом будто слышал наставления сержанта в Форт-Полке.

Самое первое — разведка на местности.

Поняв расположение комнат, он решил ожидать в гостиной, потому что оттуда мог контролировать и главный вход, и дверь, ведущую в сад.

Стратегический выбор позиции.

Он опустился на диван и снял предохранитель. Раздался сухой щелчок.

Проверка готовности оружия.

Сидя в ожидании, он мысленно вернулся к Бену.

Вспомнил, как тот посмотрел на него, услышав угрозу. Даже намека на испуг не заметил на его лице, только разочарование. Он напрасно пытался зачеркнуть эти два слова, сменив тему и заговорив о том, что на самом деле хотел спросить в первую же минуту встречи.

— Как поживает Карен?

— Хорошо. Родила ребенка. Она писала тебе об этом. Почему не ответил ей?

Бен помолчал, а потом продолжил совсем тихо.

— Когда ей сказали, что ты умер, она все слезы выплакала.

В ответ на прозвучавший упрек он резко поднялся и указал на самого себя:

— Бен, ты меня видишь? Шрамы у меня не только на лице, но и на всем теле.

— Она любила тебя.

Бен тут же поправился:

— Она любит тебя.

Он покачал головой, словно желая отогнать назойливую мысль:

— Любит человека, которого больше нет.

— Я уверен, что…

Он жестом остановил Бена:

— Уверенность — понятие не из этого мира. Если она и бывает, то, как правило, в чем-то плохом, а не в хорошем.

Он повернулся к окну, чтобы Бен не видел его лица. Но главным образом — чтобы самому не смотреть на Бена.

— О да, я знаю, что произошло бы, приди я к ней. Она бросилась бы мне на шею. Но надолго ли?

Он снова обернулся к Бену. Минутой раньше он инстинктивно укрылся на какое-то мгновение. Но пришло время встретиться с реальностью лицом к лицу.

— Допустим даже, что уладятся все проблемы с ее отцом и всем прочим — сколько это могло бы длиться? Я все время спрашивал себя об этом с тех пор, как мне позволили посмотреть в зеркало и я понял, во что превратился.

Бен заметил в его глазах слезы, сверкнувшие, словно недорогие бриллианты. Единственное, что он мог позволить себе на солдатские деньги. И понял, что вопрос этот он прокручивал в своей голове сотни раз.

— Ты представляешь, что значит просыпаться по утрам и сразу же видеть перед собой мое лицо? Сколько это могло бы длиться, Бен? Сколько?

Он не ждал ответа. Не потому, что не хотел его услышать, а потому что уже знал.

Оба знали.

Он снова переменил разговор:

— Знаешь, почему я отправился во Вьетнам волонтером?

— Нет. Так и не мог никогда понять, почему ты это сделал.

Он снова опустился на кровать и приласкал Вальса. И рассказал Бену все, что с ним случилось. Бен слушал молча, прямо глядя в его изуродованное лицо. Когда он закончил рассказ, Бен прикрыл ладонями глаза, и голос его прозвучал глухо:

— А ты не думаешь, что Карен…

Он резко поднялся и вплотную подошел к своему прежнему работодателю, словно хотел, чтобы тот получше осознал его слова.

— Я думал, Бен, что ясно выразился. Она не знает, что я жив, и не должна знать об этом.

Бен поднялся и снова молча обнял его, на этот раз крепче. Он стоял, опустив руки, пока Бен не отстранился.

— Есть вещи, которые никто не должен испытывать на этом свете, мой бедный мальчик. Не знаю, правильно ли это будет. Для тебя, для Карен, для ребенка. Но что касается меня, то я тебя не видел.