Бои на Дону и Волге. Офицер вермахта на Восточном фронте. 1942-1943 - Клеменс Подевильс

Слева на мосту происходит движение. Это пехотинцы, которые один за другим переплывают реку, добираясь до восточного берега.

Я спускаюсь к мосту. В реку сыплются большие и маленькие осколки. Спокойнее становится только у моста. Тем временем туда прибыли саперы, которые хотят покончить с неразберихой. Первым делом распрягаются лошади, и их бросают в воду. Они шлепаются и на несколько секунд исчезают. Затем они появляются на поверхности воды вновь, приходят в себя и плывут к берегу. Всякий раз, когда одна из этих красивых лошадей попадает на берег, она, фыркая, отряхивается и, как собака, дает увести себя за хомут. Солдаты хлопают в ладоши, выражая возгласами и криками свое одобрение. Спасти живое существо – необыкновенная радость во время войны.

С моста видно, как в водах реки разыгралась беда, когда наверху все остановилось и ничего нельзя было сделать. Подо мной на дне реки видны перевернувшиеся и врезавшиеся друг в друга орудия и автомашины. Рядом с ними затянутые на глубину утонувшие лошади, над которыми потоки воды, зеленоватой и прозрачной, будто скользящей по жизненным формам, которые сохранились в леднике.

Когда я стою на берегу рядом с противотанковым орудием, выдвинувшимся на позицию, за лесом на холме по ту сторону горизонта поднимается широкий серый порог пыли. Кто-то кричит: «Сталинские органы!»[21], после чего всякий скрывается за ближайшей стеной дома и бросается на землю. Теперь издалека слышны пуски реактивных снарядов, чрезвычайно частые и долгие серии. Сверху на линии фронта доносится свист над нашими головами, вскоре после этого происходит серия наземных взрывов. Почти в двухстах шагах за нами падали снаряды, выпущенные залпом. Через час на обратном пути из города я встречаю женщину, ставшую их жертвой, которая стоит на дороге и громкими криками дает о себе знать. Она указывает на верхнюю часть склона, где дымятся развалины дома. Из ее уст доносится слово «муж». Он лежит там наверху, тяжело раненный. Я не могу помочь, но даю ей в руку листок бумаги, в котором содержится указание, и советую ей оставаться стоять на обочине дороги и делать знаки, пока не поедет один из наших врачей или санитаров.

Мы проживаем в единственном неразрушенном квартале города, на юге Острогожска. За домом продолговатый узкий сад с овощными грядками, высокой кукурузой и просом. Лук, укроп и другая зелень добавляются в пищу в качестве приправы. Завтрак начинается с яичницы-глазуньи. В глиняных горшках стоит молоко, и коровья пахта соседей целый день находится в нашем распоряжении на столе. Мы даем в обмен сахар из своих трофейных запасов и радуемся жизни.

Наша хозяйка гостеприимна и внимательна. Бойкая, словоохотливая и дородная матрона. Объясняясь с нами, она вынуждена довольствоваться собственными речами, ибо я ничего не понимаю по-русски, а мой товарищ Рей – лишь немного. «Мамаша» темноглазая, у нее черные волосы и широкое татарское лицо. Ее болтливость компенсируется проявленной к нам материнской заботой. По профессии эта мадам «профессор математики» в восьмилетней школе, попросту сказать: учительница арифметики. Я не мог обойтись без Рея при объяснении всего, что касается слов «яйца», «молоко», «вода», «хлеб». Он может рассказать кое-что из жизни нашей бойкой и образованной «профессорши», а также о положении в городе. Затем неожиданно он задает ей вопрос, как относится она к историческому материализму. Она ответила без колебаний: «В математике есть определенные законы, в отношении истории не так легко сказать что-то определенное». Мадам остроумна и к тому же дипломат.

Вместо форсирования Дона танковый корпус повернул вдоль его правого берега на юг. (Получив решительный отпор при попытке создать плацдарм у Коротояка и в других местах (но прежде всего – у Воронежа), немцы были вынуждены менять планы. Фронт по Дону стабилизировался до января 1943 г., когда оборонявшиеся здесь венгры (2-я венгерская армия) и, южнее, итальянцы (8-я итальянская армия), сменившие на этих рубежах немцев, бросивших все силы к Сталинграду, были наголову разгромлены Красной армией в ходе Острогожско-Россошанской операции 13–27 января. Было полностью разгромлено 15 дивизий врага, 6 дивизиям нанесено поражение. Только пленных было взято 86 тысяч. – Ред.) Сегодня мы остановились в деревне, в 80 километрах юго– восточнее Острогожска. По пути движения нам все больше встречается пленных, поодиночке и в колоннах. Они двигаются без охраны в обратном направлении. Также видно, что они останавливаются на отдых, готовят еду на краю пруда и опускают уставшие ноги в воду.

Проехал 200 километров за 9 часов, постоянно двигаясь в противоположном направлении – навстречу движению наступающих немецких войск и против течения Дона. Только однажды, в обед, удается проследовать по укороченной дороге. По жесткой, малонаезженной колее удалось быстро выйти на главную дорогу. Бедная земля и незаселенная долина. На склонах выступает мел. Уединенность при отсутствии деревьев и животных. Нет ни единого сокола, парящего в степи, которых обычно так много. Скудная дернина. Только высокие свечки воловика (многолетняя трава с синими и фиолетовыми цветами. – Ред.), который растет в сухой местности, образуют голубой ковер, издалека бледный, как дымка, однако при приближении светящийся ярким цветом, словно в этих растениях отражается темное небо в полдень.

Сверкает солнце, отражаясь от мела, оно ослепляет до боли.

Вернулся к Осколу. Штаб армии функционирует в белом здании школы, расположенном на плоскогорье по отношению к деревне. Тут сходятся многочисленные кабели, они идут прямо к окнам, как черные змеи. При жаре днем наблюдается намного более высокая температура в июле по сравнению с Центральной Европой. Все – от писаря до командующего – носят шорты и безрукавки. Эта традиция зародилось во время командования Рейхенау[22], который был спортсменом и пренебрегал общепринятыми нормами. Он командовал 6-й армией до своей преждевременной смерти прошлой зимой.