Учебный роман - Кристин Уокер

– Мар, ты со мной? – спросила я, хотя выбора у нее, конечно, не оставалось: я схватила ее за локоть и потащила за собой.

Когда мы вошли, я проверила, нет ли в кабинках посторонних ушей. Но никого не оказалось, так что я начала:

– Угадай, что я выяснила! Гейб с кем-то встречается.

Марси поправляла перед зеркалом прическу:

– Да? Откуда ты знаешь?

Я выдавила мыло и принялась мыть руки. В туалете стало ясно, что они безобразно грязные. Как и коленки на штанах. Я решила отвернуться от Марси, но, думаю, она все равно заметила.

– Слышала, как они разговаривали.

– И кто это? – Подружка достала блеск из кармана и принялась подкрашивать губы.

– Я не рассмотрела.

Отражение Марси удивленно вскинуло брови:

– Что значит – не рассмотрела?

– Ну, я тайком за ними следила. – Я не стала рассказывать, где именно я пряталась.

Марси повернулась в мою сторону и посмотрела на меня крайне сурово:

– Ты подслушивала!

– Да, и что?

Она хлопнула руками по раковине и возвела очи к потолку:

– Фиона. Где твое чувство собственного достоинства? Хватит уже.

По ее лицу я поняла, что ей меня жаль. Она сама была выше подобных махинаций. Всегда. Моя подруга очень правильная девочка, хорошо воспитанная. Но она надежная, всегда меня поддерживает. В общем-то, мне в ней это нравилось. Наверное, потому что мне самой этих качеств недоставало.

– И ты тоже не знаешь, кто это может быть? – спросила я.

Марси снова повернулась к зеркалу:

– Почему ты думаешь, что я могу это знать?

– Вот Аманда наверняка в курсе. Интересно, это кто-то из черлидеров? Как думаешь, может, Тесса Хэтэвей?

– Тесса? Ее парень теперь уже в колледже учится. Думаешь, она его бросит ради школьника?

– Ну, может, ей одиноко.

– Забей.

– Мне надо это выяснить!

Марси вздохнула:

– Слушай, пойдем уже. Джонни ждет. – Она поправила колье из маленьких черных камушков. Аметистовые сережки.

– Ладно, идем. – Я высушила руки, и мы пошли.

Джонни мы нашли на трибунах с противоположной от входа стороны. Мы с Мар сели по разные стороны от него. Он наклонился вперед, ссутулившись, и посмотрел на часы:

– До начала речи осталось двадцать семь минут.

– Да уж, это время придется как-то убить, – ответила я.

Марси снова встала и поправила бретельку своей лиловой майки:

– Пойду возьму чего-нибудь попить. Вы хотите?

Я покачала головой. Джонни ответил:

– Нет, спасибо.

– Ладно, я скоро вернусь.

– Не задерживайся, – крикнула я как будто в шутку. Хотя это было действительно важно.

Марси натянуто улыбнулась, посмотрев на меня через плечо:

– Ты что, я это ни за что не пропущу. – И исчезла в толпе извивающихся танцоров.

– По-моему, ее как-то это все не особо вдохновляет, как думаешь?

Джонни пожал плечами:

– Похоже на то.

Я сняла очки и стянула рукав, чтобы их вытереть.

– Я ее не виню. Такие приколы – это не по ее части. Она же из совершенно другого социального теста сделана. У нее по материнской линии какие-то богачи в роду. Владельцы одного из первых скотных дворов в Чикаго. Я не знаю, много ли из тех денег сейчас осталось, но мисс Бофорт научила Марси ровно сидеть, правильно пользоваться всеми столовыми приборами, писать открытки с благодарностями. И прочим хорошим манерам. Сам понимаешь.

– А, – ответил он, щурясь в свете разноцветного фонаря, который повесили на баскетбольную сетку.

Я снова надела очки:

– Не то что бы у меня были плохие манеры. Я не из джунглей. Но для моих предков это не так важно, как для мамы Марси. Когда я к ним прихожу, мне приходится изо всех сил сдерживаться, чтобы не пить из толчка. – Джонни рассмеялся. – Она милая, ее мама, хотя не без снобизма. Однажды ее родители повезли нас в Чикаго, в Тополобампо.

Джонни посмотрел на меня, скривившись:

– Что за Топо-Шмопо?

– Типа, суперкрутой мексиканский ресторан. Получил все награды, какие только можно было. Он неплохой – ну, то есть там скатерти, свечи, серебро и прочая роскошь. А за соседним столиком сидит чувак в бейсболке. И, заметив его, мама Марси шепчет ей так надменно: «Ненакла».

– Что это значит?

– Человек «не нашего класса» – это мне Марси потом объяснила. Ясное дело, что ее мама ставит людей типа «ненакла» куда ниже членов собственной семьи. Марси сказала, что она частенько использует это слово. Как бы тайно оценивает людей с позиции собственного снобизма, наклеивая на них ярлыки.

Джонни почесал щеку – у него росли бакенбарды, – потом провел рукой по волосам. Он все пытался убрать чуб, который закрывал его правый глаз, но волосы опять упрямо падали на лоб.

– Я не понимаю, – сказал он, – если она все равно шепотом говорит, зачем эти сокращения придумывать?

Я откинулась назад и вытянула ноги:

– По мнению мамы Марси, термин «социальный класс» использовать неприлично. А если ты сам принадлежишь к высшему классу, то никогда не должен об этом говорить.

– А, – Джонни медленно кивнул. – Как с герпесом.

Меня пробрало. Реально пробрало. У меня живот заболел от хохота, и я повалилась на бок. Сев, я хлопнула Джонни по руке:

– Это надо обязательно запомнить.

Джонни улыбнулся, глядя в пол. Он дергал носками своих черных ботинок.

– Это «Доктор Мартенс»? – поинтересовалась я.

– Ага. – Он принялся поправлять шнурок на правом ботинке.

Я кивнула:

– Крутые.

Потом мы долго молчали под какое-то бесконечное техно, сотрясающее зал. Я ковыряла под ногтем. Джонни то скрещивал руки на груди, то опускал их. Притопывал в такт музыке.

Потом он спросил:

– Ты как, музыку любишь?

Идиотский вопрос. Ну, кто не любит музыку? Разве что, может, какой-нибудь пуританин-изувер из Задрипинска. Нет, серьезно. Это же все равно что спрашивать: «Нравится ли тебе есть?», «А дышать ты любишь?», «У тебя есть кожа? У меня вот есть». Но я поняла, что именно он хотел спросить.

– Да. Но такую… не особо. А тебе как?

– Так, – ответил Джонни. Потом покачал головой: – Да нормально. Кому-то нравится.

– Твоему другу Ноа, наверное.

Джонни покачал головой: