Лучше поздно! - Жиль Легардинье

Франсис обернулся и показал на пень при входе в сад.

– Граница в пятьдесят метров осталась там. Сейчас я стреляю с двадцати метров, иногда подхожу еще ближе. Я виню во всем ветер, который сносит пулю в сторону, я даже убеждаю себя, что эту проклятую банку сдвинула мышь – ведь я почти никогда не попадаю в цель. И что же? Я выстрелил себе в голову? У меня не хватило духу. Я стараюсь беречь зрение, я подхожу все ближе, но даже со всеми этими трусливыми компромиссами мне редко удается попасть в мишень. И каждое утро я спрашиваю себя, почему я так цепляюсь за жизнь. Вы знаете ответ?

Они посмотрели друг другу в глаза.

– Элен сказала, что мы остаемся здесь, пока у нас есть какие-то дела, – произнес Тома. – Вы здесь потому, что на это есть веские причины. И примите к сведению, что даже с пинцетом и лупой невозможно кастрировать головастика. Идемте, Полковник, я приглашаю вас отведать яблок на берегу реки.

– К вашим услугам. Скажите, док, а вы когда-нибудь глушили рыбу динамитом?

– Огромное вам спасибо, но не стоит так беспокоиться. Я вполне могу дойти пешком. Я привык много ходить. Возвращайтесь лучше к своему сынишке.

– Месье Селлак, не говорите глупостей, нам все равно по пути. Вам так и так придется возвращаться пешком, поберегите силы.

Тома понял, что ему не удастся отделаться от участливой медсестры. И теперь ехал в машине Полин по направлению к центру города.

Хотя так было удобнее и быстрее, он все же предпочел бы отправиться туда пешком, чтобы успеть психологически подготовиться к тому, что его ждало. Тома собирался пережить исторический момент. Впервые он рассчитывал увидеть Эмму во плоти.

Благодаря сайту студентов медицинского училища Тома сумел вычислить, что сегодня группа второго курса, на котором училась Эмма, заканчивает занятия в 18 часов 30 минут. Хотя он в мельчайших деталях помнил снимки, переданные Кишаном, но все же взял их с собой, главным образом чтобы чувствовать себя спокойнее. Если бы ему сказали, что когда-нибудь он будет носить с собой несколько листков бумаги в качестве талисмана, он бы просто не поверил.

Полин ехала довольно быстро. Тома привык к энергичному вождению, особенно на дорогах Кашмира, но здесь, в городе, ему было не по себе.

– В Индии ведь левостороннее движение, насколько мне известно? – спросила медсестра.

– На нормальных дорогах – да, а в более отдаленных районах ездят как получится.

Полин проехала перекресток – слишком быстро, на взгляд Тома.

– Мне кажется, вы очень понравились нашим постояльцам. Ваш приезд взбодрил всех, даже меня.

– Спасибо. Осторожнее, возьмите правее…

– Вы по-прежнему не возражаете, чтобы я взяла с собой Тео в субботу?

– Конечно нет. Я буду рад с ним познакомиться.

– Где вас высадить в центре?

– У центральной больницы, пожалуйста.

– Надеюсь, вы не заболели?

– Нет, все в порядке. Впереди перекресток.

– Не беспокойтесь, у меня еще не было ни одной аварии. Вы встречаетесь с коллегой?

– Не совсем.

По тону ответа Полин почувствовала, что Тома не хочет об этом говорить.

– Простите, я допустила бестактность.

В машине повисла неловкая пауза.

– Это вы меня простите, – произнес Тома. – Последние восемь лет я общался в основном с мужчинами, и то по поводу самых простых бытовых вопросов или же в чрезвычайных ситуациях. Мое возвращение произошло слишком быстро, я не успел перестроиться, а с тех пор, как попал в ваше учреждение, мне приходится разговаривать о сложных, глубоко личных вещах. Да еще и с женщинами, наделенными тонкой душевной организацией. Неудивительно, что пещерный человек вроде меня не всегда понимает, как себя вести. Не сердитесь.

– Моя не сердись. Моя радуйся вы директор. Моя считай ваша добрый и порядочный.

– Вы что, издеваетесь надо мной?

– Нет, я пытаюсь говорить просто, чтобы «пещерный человек» меня понял!

– Моя не настолько пещерный! Вы только что проехали на красный свет.

– Моя из каменный век, моя путай красный свет и спелый ягода. Полицейский начальник так и скажи.

– Полин, прошу вас…

– Хорошо, больше не буду. Мы все равно уже приехали. Больница находится вон на той маленькой площади.

– Большое спасибо. До завтра. Хорошего вам вечера.

– Вы не забыли взять ключи? На наших постояльцев не рассчитывайте, они вам не откроют. Когда они спят, их пушкой не разбудишь.

Тома вышел из машины и помахал Полин рукой. Когда машина медсестры тронулась с места, он направился в сторону больницы.

Оставшись один, он тут же ощутил, как на плечи навалилась тяжесть, словно он только сейчас внезапно осознал всю важность приближающегося момента. Его обычно прагматичный ум обуревали соображения и опасения, одно нелепее другого. Никогда раньше Тома так не трясло. По большому счету поездка с Полин помогла ему какое-то время себя сдерживать.

Когда доктор подошел к училищу, расположенному рядом с больницей, нервное напряжение уже зашкаливало. Готовый случай для психиатра. Тома принялся разглядывать большое здание, классическое и строгое, с широкими въездными воротами. Немного побродив вокруг, он решил остановиться возле одного из высоких каштанов, которые росли на маленькой площади.

Точка наблюдения была выбрана идеально. 18 часов 15 минут. У него еще есть время, если только по непредвиденным причинам Эмма не закончит занятия раньше. А может, она и вовсе не пришла сегодня, потому что заболела. Впрочем, даже если она сейчас находилась в училище, не было никакой гарантии, что она выйдет оттуда ровно в половине седьмого. Ей наверняка захочется поболтать с подружками или уладить какие-нибудь дела. Как бы то ни было, Тома был полон решимости ее дождаться. Ради этого он приехал из Индии. Ради этого устроился на первую попавшуюся работу. Сейчас он чувствовал себя на своем месте.

18 часов 19 минут. Он бережно развернул фотографии Эммы, края которых уже немного обтрепались. Тома сосредоточился на тех снимках, где Эмма была постарше. А если она обрезала волосы, как ее мать? А если они не собраны в пучок, как на фотографиях с лыжами? А если она носит очки? Неужели он может ее не узнать? Правду ли говорят, что при встрече со своими детьми вы инстинктивно узнаете их с первого взгляда? А если Селин показала его фотографии своей дочери и та его узнает? А если Эмма набросится на него и расцарапает ему физиономию, потому что смертельно на него обижена? А если она подбежит к нему и бросится на шею, потому что простила его? Лучше бы пакистанский солдат убил его тогда на границе, потому что Тома был не в состоянии справиться с тем, что творилось с его головой и сердцем. Почему время тянется так долго?