Спаси меня от себя - Юлианна Орлова

— Бачинский, мы вправляли ему кости, как ты думаешь? После наркоза спит.

Ярость проносится по телу.

— Надо было доломать оставшиеся.

Многозначительная пауза быстро приводит меня в чувства.

— Ты там выпил? Если да, то иди спи.

Черт!

— Валерию пришли ко мне.

Не прощаясь, кладу трубку. Яйца гудят от напряжения, вызванного одними лишь мыслями, и усиленного от объятий. Я здоровый мужик, немудрено, что я возбудился.

Снять напряжение сейчас для меня первоочередная задача. Я просто вытрахаю первую попавшуюся, а о ней буду думать исключительно как о самом чистом и светлом, что случалось со мной в жизни.

ЕСЕНЯ

Руки трусятся от пережитых эмоций, словно я бывалый алкаш после перепоя, пока я неуверенной походкой движусь за внушительной фигурой отца, кутаясь в широкую куртку.

Он останавливаются возле рецепции и заполняет бумаги, пока я отрешённо пялюсь на пустынный двор, медленно продвигаясь к выходу.

Улица поглощает меня своим фоновым шумом, но безумные мысли хаотично скачут в голове, вызывая еще большее головокружение.

Нос все еще улавливает аромат едва слышных духов, а может и не духов, а именно его запаха. Если бы не внезапно доносящийся грубый голос, я бы так и продолжала витать в бурных фантазиях.

— Он соврал мне.

Конвульсивно дергаюсь и с ужасом всматриваюсь в гневное лицо папы. Уже вышел и наверняка наблюдал за мной со стороны.

— Ты о чем?

— Я о том, что вы оба не договариваете нечто крайне важное. А я очень не люблю ложь, Есеня, как и ты, так почему тебе кажется возможным скрывать от меня правду? — подходит ближе и смотрит прямо в глаза, не давая отвести взгляд.

Губы дергаются в нервной улыбке, и этим я сдаю себя с потрохами.

— Где Костя? — рык усиливается. — Почему его не было с тобой в машине, и как вообще так получилось, что ты очутилась одна с таксистом ночью?!

Мысли перескакивают и несутся впереди здравого смысла, когда в голове всплывают слова Андрея, и я принимаю единственно верное решение, вспоминая все проблемы отца с сердцем.

— Мы поругались и расстались. Больше говорить об этом я не хочу.

Прохожу мимо застывшего от шока отца и двигаюсь к криво припаркованной машине, а про себя отмечаю, что он уж очень спешил и тоже мог пострадать.

Домой едем в гробовой тишине, лишь звуки поворотников и работающих дворников из-за моросящего дождя разрезают оглушающую тишину. Сердце хаотично бьется, стоит лишь вспомнить сегодняшние объятия, да и вообще пусть и ту самую первую встречу с Андреем.

Меня словно отводит от него, когда разум насильно перекрывает бесконечный поток сознания, а потом с силой притягивает уже сердце, ничего не могу поделать. Не хочу.

— Андрей не меняется. Все такой же ловелас, все такой же юморной обольститель.

Я изо всех сил делаю вид, что на самом деле мне не очень и интересно слушать о нем. Пусть только продолжает и не поймет, как в действительности мне хочется узнать все.

— Едва ли припомню хотя бы какие-нибудь отношения с намеком на серьезное продолжение. Бесконечная вереница баб, — хмыкает и как бы невзначай посматривает на мою реакцию.

Левую щеку жжет как от раскаленного угля, но я упрямо не поворачиваюсь, оставляя на всеобщее обозрение лишь несломленный профиль.

В душе кошки скребутся из-за полученной информации, да пусть я и поняла уже, что в клубе он не плюшками со мной баловаться хотел, но не хотелось знать, что он лишь при условии наличия у меня влагалища мог так вести себя.

— А зачем мне это знать, па? — вру чертовски плохо, но лучшая защита всегда — это нападение.

Отец внезапно паркуется во дворе нашего дома. Это надо же, я даже не заметила, с какой ошеломительной скоростью мы очутились дома.

— А затем, что я видел, как вы друг на друга смотрели, и я сразу говорю тебе — нет. Он не умеет заводить долгосрочные отношения, не знает любви и не ценит верности. Ему неоткуда было это видеть, не было примеров для подражания. Как человека и профессионала я его ценю. Как потенциального парня своей дочери — закатаю в асфальт, потому что он заставит тебя страдать в конечном итоге. А я могу за твои слезы и покалечить, — шершавая ладонь опускается на израненную щеку, от чего я болезненно морщусь. Но боль больше скорее душевная.

Решаю ничего не отвечать, просто сделать вид, что разговора не было. Как удобно ведь, да?

Последующие часы провожу в бесконечных объяснениях перед сестрой, которая смогла себя накрутить достаточно, чтобы заставить официанта смотреть записи с камер, на которых, о чудо, не было видно совсем ничего. НОЛЬ.

— Ты хоть понимаешь, что я пережила?! Не только я? Да черт возьми, я была в шаге от того, чтобы звонить твоему отцу! И только Сережа привел меня в чувства, напомнив о недавно микроинфаркте. Тебе крупно повезло, что вышла на связь.

— Я попала в аварию, но все уже хорошо, Наташ, пожалуйста, не волнуйся. Так вышло…и это не было моим желанием уходить вот так вникуда.

Наташа злобно дышит в трубку, наверняка призывая на выручку все свое благоразумие.

— Ты в порядке?

— Как я и сказала, да. Все отлично.

Скрежет в трубке намекает на «полное спокойствие» моей сестрицы.

— Я слишком зла сейчас, чтобы говорить. Завтра. Все завтра. Твои вещи у меня.

Усмехаюсь, примерно представляя, что именно ждёт меня завтра. Пожалуй, Армаггедон покажется пасмурным деньком.

Неспеша двигаюсь в ванную, где с ужасом рассматриваю свеженанесенные ссадины и разорванное в лоскутки платье. Красивое было. И я в нем была красивая.

Теплый душ постепенно приводит в чувства, но безумная головная боль с нарастающей тошнотой вынуждают выпить таблетки и обессиленно упасть на прохладные простыни, мягко обволакивающие израненное тело.

Влажные волосы веером укрывают подушку, когда звучит булькающий звук входящего сообщения в одном из мессенджеров. Перевожу взгляд на ноутбук, где всплывает окошко с неизвестным номером.

«Насчёт таксиста не волнуйся, он понял все свои ошибки и клятвенно обещал их не повторять. Спокойной ночи, принцесса. Помни, ты мне должна».

Предательская улыбка озаряет лицо, но недавно сказанные отцом слова следом мигом стирают всякие упоминания о ней.

Борюсь с собой и терплю поражение, когда рука тянется к клавиатуре набрать ответное смс.

«Спасибо, АНДЕЙ».

Старое прозвище, старая память.

Стираю, чертыхаясь от своей же глупости, и оставляю лишь