Спаси меня от себя - Юлианна Орлова

— Ага, одеяло у меня на верхней полке, подушка на нижней. Бывай.

Настоящий друг всегда зрит в корень моих проблем и с полуслова понимает.

И раз дальше заниматься страдашками у меня не выйдет, я пытаюсь преобразить свою «морду лица», как говорил мой дедушка, до умопомрачительного состояния, чтобы больные воскресали от одного лишь взора, а я лишь тянул лыбу. Мечты.

****************

7 часов вечера, суббота, а я еду на дежурство. Есть в этом мире еще что-то более несправедливое? Думаю, только то, что на самом деле мне чертовски нравится моя работа. Так нравится, что я до трясучки готов проводить время в операционных. А почему?

А потому что несмотря на то, что я тот еще пиздюк, свою работу делаю хорошо. В университете не пас задних, а с большим желанием впитывал любую информацию, и несмотря на случавшиеся тусовки, на парах был как штык. О чем, конечно, многие слагали легенды обо мне — как такой расхлябанный пацан мог быть настолько талантливым и вытянуть на повышенную стипендию. И это в меде и без связей!

Фотографическая память да, но были еще титанический труд и желание не стать первым слоупком курса. А может и моя педантичная семейка сыграла тогда свою роль, кто там сейчас скажет наверняка.

— Андрей Андреевич, а вы… — Маша шокированно рассматривает мою помятую рожу и странно улыбается, — разве на дежурстве?

— Машенька, сегодня я весь твой, так что радуйся. Расслабишь булки немного, а то Боря затянул ошейник у вас на шее, хрен распустишь.

Девушка сдавленно смеется и пытается прикрыть этот казус рукой, ведь где это видано — смеяться над начальством с начальством.

— Я у себя, бахну кофейку, иначе мозг вытечет через ухо.

Но не успеваю ступить и шагу, как звук сирен вонзается в мою многострадальную голову.

Знакомые лица врываются в распахнутые двери и в клинику ввозят тяжелораненых на ходу вопя:

— Авария, лобовое столкновение на малой скорости, все живы. Девушка, возраст около 20, документов при себе нет. Предположительно подозрение на повреждение шейного, сотрясение мозга. Множественные незначительные травмы.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Мой взгляд приковывается к девушке, и глаза мгновенно наливаются кровью, потому что в этой пострадавшей я вижу ту самую девушку из бара, ту самую, что видел на улице сегодня утром. Дыхание перехватывает — таких совпадений не бывает.

Разбитая губа и бледная кожа, настолько бледная, что смахивает на мертвеца.

Но какая она красивая. Разве законно быть такой красавицей? Даже в таком состоянии девушка представляет собой неземное божество. Глаз цепляется за слегка порванное в районе груди, полной и сочной, сногсшибательное платье. Это замечаю не только я.

Сам не понимаю, как оказалось, что я подхожу вплотную. Не замечаю и не хочу анализировать.

Отчего один лишь гнев далее руководит мной и заставляет укрыть девушку по самую шею. Злобно пялюсь на медбрата в желании выколоть ему глаза.

От злости за то, что она могла пострадать, кровь стынет в жилах. Спокойствие и шуточки вмиг испаряются из приемного.

— 9 по Глазго, — добавляет второй врач скорой, пока мы перекладываем девушку на носилки.

— Кто второй?

Кто эта падаль? Чувствую, что виноват во всем он, мужик на соседней койке.

Она слишком светлая…слишком.

— Бачинский, я что, Ванга? Не было документов при них, так что дальше разговор исключительно с полицией.

Бригада из реанимации уже на месте, но я даю отмашку главному.

— Я сам займусь ею, второго забирай, Саш.

— Андрей, прекрати, это мое дежурство!

— Я сказал, что беру больную на себя, — вызверяюсь окончательно. Сиди на попе смирно, твою мать.

Не отдам я тебя теперь никому, девочка.

Девочка быстро приходит в себя, пока я осматриваю результаты снимков и КТ, где нет ничего смертельного. Незнакомка сразу начинает паниковать, замечаю это боковым зрением.

— Где я, что случилось?

Я поворачиваюсь на мелодичный нежный голос и встречаюсь со своим персональным адом. Глаза незнакомки широко распахиваются скорее от ужаса, губы дрожат, а руки трусятся как у бывалого алкаша. Но меня затягивает этот взгляд, подернутый дымкой неприкрытого страха.

— Здравствуй, спящая красавица. Я уже хотел было поцеловать тебя, чтобы очнулась. Ну чем не прекрасный принц? — шуточки, шуточки. Мелко плаваешь, Андрей. Ты так еще больше напугаешь ее.

Протягиваю руку к подбородку, чтобы проверить реакцию зрачков (ВРЕШЬ, ты хочешь ее коснуться), но не успеваю даже моргнуть, как она отскакивает от меня, болезненно сморщив лицо.

— Вы?! Я помню вас, но что вы…вы доктор? — в панике начинает заламывать руки и кусать и без того пострадавшие губы. И вдруг замечает свой вид, надо сказать, довольно откровенный.

Не дай мне ни единого шанса увидеть больше, девочка, иначе я не остановлюсь. Она и не дает, сдергивая с кровати простынь и прикрывая грудь, о которой я уже мечтал раз сто, представляя в различных ситуациях, позах с ней, касаниях к ней.

— О да, доктор, еще какой. Хирург-травматолог, Андрей Бачинский, к вашим услугам, — делаю забавный реверанс, но сам же не спускаю с нее глаз. — Расскажешь, что случилось?

Девушка внезапно бледнеет и перестает смотреть на меня, переводя взор куда-то в стенку, с силой сжимая остатки своего платья сквозь скомканную простынь. И до меня вдруг доходит, что ситуация намного более неприглядная, чем я мог себе представить.

— Тот человек, что был с тобой, в соседней палате и очень хочет с тобой поговорить, — я вру, конечно, ему сейчас вправляют кости, но мне надо знать, что случилось, и потому я собираюсь добиться правды любыми способами.

— Нет, нет, пожалуйста, не впускайте его сюда, позвоните моему папе. Меня зовут Есения Логвиненко, скажите моему папе, что я в порядке, пожалуйста! А с тем человеком не оставляйте меня наедине, — она хватает меня за руку, а я что?

В мою едва протрезвевшую голову заползает протиная мысль, что эта сволочь могла что-то с ней сделать в той сраной машине. Но маленькие ладошки, обхватывающие мои руки, не дают разумно мыслить до конца. Они лишь дарят тепло, несмотря на то, что холодны словно лёд.