Во что мы верим, но не можем доказать: Интеллектуалы XXI века о современной науке - Джон Брокман

Нет Бога, существующего отдельно от человеческих представлений о Боге. Определенно, нет никакой Высшей Сущности, способной отменить непреложные и общие законы Вселенной ради наших личных или коллективных страстей и прихотей, – вроде режиссера, приглашенного, чтобы улучшить пьесу. Но существует ментальный (когнитивный и эмоциональный) процесс, одинаковый в науке и религии, который мешает нам верить в очевидные факты. Людям свойственно понимать существующее положение дел и находить ему место в безгранично сложной системе отношений между ранее не связанными друг с другом элементами. Возможно, это побочный продукт сверхчувствительного инструмента умозаключений, призванного оправдывать наши страсти. В любом случае человечество движется вперед в своей истории благодаря стремлению к неочевидной истине.

Дэвид Майерс – профессор психологии колледжа Хоуп штата Мичиган. Автор нескольких книг, в том числе «Что соединяет Господь? Христианские представления об однополом браке».

Как христианин и монотеист я начну с двух аксиом, которые невозможно доказать.

1. Бог существует.

2. Это не я (и не вы).

Эти аксиомы, взятые вместе, отражают мое глубочайшее убеждение, что какие-то из моих (и ваших) представлений ошибочны. Все мы смертны и склонны ошибаться. Мы обладаем достоинством, но не божественностью. Именно поэтому я считаю, что нам следует:

а) относиться ко всем нашим непроверенным представлениям как к рабочим гипотезам;

б) непредвзято оценивать идеи других людей;

в) стремиться к истине с помощью наблюдений и экспериментов.

Такое сочетание основанного на вере смирения и скептицизма и положило начало современной науке. Оно же лежит в основе моих исследований и научных трудов. Целостную истину невозможно обнаружить, копаясь в собственных мыслях. Этого недостаточно. Поэтому мы проверяем свои идеи практикой. Если они выдерживают проверку, тем лучше для них, если нет – ничего не поделаешь.

Если говорить о психологии, именно этот процесс «постоянного пересмотра» много раз менял мои взгляды. Например, он убедил меня, что новорожденные обладают сознанием; что электрошоковая терапия часто облегчает трудноизлечимую депрессию; что экономические успехи Америки не изменили к лучшему мораль общества; что автоматические бессознательные реакции тормозят сознательное мышление; что травмирующие переживания редко удается забыть; что большинство из нас не страдает от заниженной самооценки; и мы не вольны сознательно выбирать свою сексуальную ориентацию.

Джонатан Хайдт – доцент факультета психологии Вирджинского университета. Его исследования посвящены нравственности, эмоциям и их проявлениям в разных культурах.

Я верю, но не могу доказать, что религиозный опыт и религиозные практики созданы и структурированы в основном на базе эмоций, которые развивались по другим причинам – в частности, благоговейного страха, нравственного превосходства, отвращения и привязанности. На форуме Edge подобное заявление вряд ли кого-то удивит.

Но я также верю (но не могу доказать), что враждебность по отношению к религии препятствует прогрессу в психологии. Подавляющее большинство людей живет в мире, наполненном магией, чудесами, святыми и постоянным контактом с божественным. Современной психологии почти нечего сказать об этих аспектах жизни; она сосредоточена на узком круге тем, о которых говорить модно или которые легко исследовать с помощью наших любимых методов. Я уверен: если психологи начнут серьезно относиться к религиозному опыту и попытаются понять его изнутри, как поступают антропологи, изучающие другие культуры, это только обогатит нашу науку. Я обнаружил, что религиозные тексты и свидетельства о чистоте и осквернении незаменимы для понимания чувства отвращения. Они также помогают мне увидеть масштабы нравственных проблем, связанных со злом, правами человека и справедливостью.

Сэм Харрис – автор книги «Конец веры: религия, террор и будущее разума», лауреат премии ПЕН-клуба в области публицистики 2005 года. Выпускник философского факультета Стэнфордского университета. В настоящее время пишет докторскую диссертацию по нейробиологии в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе (UCLA), посвященную исследованию неврологических основ веры, неверия и неопределенности представлений с помощью метода функциональной магнитно-резонансной томографии.

Двадцать два процента американцев свято верят, что в следующие пятьдесят лет Иисус вернется на Землю, чтобы судить живых и мертвых. Еще столько же считают, что это вполне возможно. Вопрос, который занимает меня больше всего и в научном, и в социальном смысле, – это вопрос веры самой по себе. Что значит верить, что некое предположение истинно на уровне интеллекта? Разница между верой и неверием в какое-то утверждение – ваш супруг вам изменяет; вы только что выиграли 10 миллионов долларов – один из самых мощных регуляторов человеческого поведения и эмоций. Как только мы соглашаемся с тем, будто то или иное представление о мире истинно, оно становится основой для наших дальнейших размышлений и действий. Если мы считаем его ложным, оно превращается просто в набор слов.

Я верю, но пока не могу доказать, что вера – это процесс, не зависящий от содержания того, во что мы верим. Это значит, что наши представления о Боге – в той степени, в которой мы действительно убеждены – ничем не отличаются от представлений о цифрах, пингвинах, сыре тофу и т. д. Это не значит, что все наши представления о мире достигаются посредством языка или что все лингвистические репрезентации реальности имеют одинаковую логическую основу. И мы знаем, что разные участки мозга принимают участие в оценке истинности утверждений, разных по содержанию. Однако я верю, что нервные процессы, в результате которых то или иное утверждение признается «истинным», основаны на более фундаментальной, связанной с вознаграждением активности лобных долей мозга – возможно, тех же участков, которые отвечают за то, насколько приятны или неприятны вкусы и запахи. Возможно, истина – это красота, а красота – истина, и не только в метафорическом смысле. А ложные утверждения вызывают у нас отвращение, в самом прямом смысле слова.

Как только нам станет известна нейробиология веры и окажется, что это универсальная эмоция, возникающая в самых разных контекстах (часто совершенно неожиданно), религиозная вера будет признана тем, чем она и является на самом деле: доверчивостью, свойственной многим земным животным. Тогда у нас появятся новые, научно обоснованные причины считать, что одной только веры и уверенности мало, когда речь идет о том, в каком мире мы живем. Единственная гарантия того, что (достаточно сложные) верования соответствуют реальности, – это совокупность объективных фактов и доказательств. Исключительно на основе религиозной веры психически здоровые люди постоянно оспаривают и отрицают очевидные факты. Революция в нашем отношении к религиозной вере не только устранила бы главную причину, по которой мы убиваем друг друга, но и расчистила бы путь к новым подходам к нравственности и духовному опыту. Нравственность и духовность – основа всех лучших качеств человеческой природы, но наше отношение к этим свойствам тысячелетиями остается абсурдным и противоречит здравому смыслу. Понимание веры на уровне интеллекта может оказаться ключом к новому пониманию природы нашего разума, к новым правилам дискурса и к новым рубежам человеческого сотрудничества.