Стеклянный суп - Джонатан Кэрролл

Его конец был уже близок, хотя он и не знал об этом. Жизнь, беспричинно и незаслуженно баловавшая Хейдена, перед концом вдруг отвернулась от него, выразительно вильнув хвостом на прощание, и больше никогда уже не была ему другом. До того самого сердечного приступа, случившегося почти два года спустя, он видел только ее задницу.

К счастью, дела позвали его обратно в Америку, и он сбежал из Вены, подальше от пары голубков, которых он сам же нечаянно соединил. Но это не мешало ему думать об Изабелле и даже видеть ее во сне. Иногда у него бывало такое чувство, будто его голова — это полная сквозняков комната, а Изабелла — ветер, дующий изо всех щелей. Как он ни пытался их заделать, она всегда находила новый способ пробраться внутрь и прикоснуться к нему.

Почему именно она? Почему эта женщина, а не одна из бесчисленного множества тех, кого он знал раньше? Кто знает — призраки выбирают нас, а не наоборот.

За два дня до смерти Хейден в последний раз видел ее во сне.

Однажды за ланчем она рассказала ему о том, что недавно прочитала и никак не могла выбросить из головы. Во времена Римской империи одним из распространенных способов казни была кошмарная штука, называвшаяся tunica molesta. Рубашку окунали в смолу, нефть или что-нибудь столь же горючее. Потом осужденного заставляли ее надеть и поджигали. Нерон особенно любил поджаривать так христиан. Хейден примерно знал, кто такой Нерон, но больше всего его впечатлило то, что Изабелла читает о таких вещах, как tunica molesta.

В одном из последних в своей жизни снов Саймон Хейден видел такую казнь. Только в нем жертвой был он сам, а рубашкой — Изабелла Нойкор. Раньше он был уверен, что носить Изабеллу на себе — это здорово, не важно, во сне или наяву, но сон с ним не соглашался.

Среди ночи он проснулся, поджав к животу колени и сжимая измятую подушку потными руками. Во сне Изабелла облепила все его тело, в каждом уголке жгло, как напалмом. Она трещала и плевалась искрами, горела, словно огонь. Боль была такой сильной и натуральной, что его крик наверняка разбудил бы соседа по кровати, если бы он спал не один. И пока он горел, она разговаривала с ним. Даже его вопли не могли заглушить ее голос, далекий, но явственно различимый. Она рассказывала ему что-то, убивая. Как могло пламя, или рубашка, или кто там еще быть женщиной? Но у снов нет правил — они сами создают их по мере своего развития.

Когда он наконец очнулся от этого кошмара и понял, что целым и невредимым вернулся в свой мир, в свою реальность, его била дрожь с ног до головы. Пережитое было чистым ужасом. Это был один из тех снов, которые надолго остаются в памяти, и можно только молиться, чтобы они никогда не повторились.

Он позвонил Изабелле в Вену, хотел поболтать и заодно спросить, что она думает о его сне, но ее телефон не отвечал. Саймон не общался с ней с тех пор, как она встретила Винсента. Сделав еще две безуспешные попытки, он понял, что Изабелла не отвечает потому, что уехала куда-нибудь с Этрихом. От этой мысли Саймон поджал губы и не стал больше звонить. Через день он умер.

* * *

— Хочешь с ним повидаться?

— С кем, с Саймоном?

Изабелла машинально прикрыла живот обеими руками, словно защищая своего нерожденного ребенка от самой идеи встречи с покойником.

Йельден Баттер подмигнул и вытащил изо рта соломинку.

— Его нетрудно найти.

Броксимон стоял, засунув руки в карманы, и глядел в землю.

— По-моему, это плохая идея.

— Почему плохая?

— Потому что, как мне кажется, она еще не готова, Йельден.

— Но пусть хотя бы попробует, Брокс. Что тут страшного?

Броксимон скорчил кислую мину, которая яснее слов говорила, что идея просто смехотворная.

— Что страшного? Не будь дураком — ты сам знаешь что.

Слушая, как эти двое говорят о ней, Изабелла почувствовала себя совсем обескураженной.

— О чем это вы толкуете?

Йельден посмотрел на нее.

— Хочешь увидеть Саймона, Изабелла?

— Да нет, не особенно.

Броксимон хлопнул в ладоши.

— Вот и хорошо, на этом и закончим.

Тихим задушевным голосом Йельден сказал:

— Тебе надо увидеться с Саймоном.

— Заткнись, Йельден. Оставь ее в покое.

— Нет, правда, надо: хотя бы ради твоего ребенка. — И желтый человек кивнул на ее живот.

Услышав это, Изабелла напряглась. Она уже хотела спросить: «Что вы имеете в виду?», как вдруг мигнула и тут же очутилась в ресторанном туалете в Вене. Она стояла посреди комнаты, лицом к раковинам и серебристым зеркалам над ними. В каждом она видела свое отражение на сером фоне туалетных кабинок. Она никак не могла переварить того, что с ней только что случилось. Мысленно она была еще там, с Броксимоном и человеком из масла. Глядя на свое отражение в одном из зеркал, она снова подумала о том, что сказал Йельден: «Хотя бы ради твоего ребенка». Что он имел в виду? Почему вновь встретиться с Саймоном Хейденом может быть так важно для ее нерожденного ребенка?

Она продолжала глядеть в зеркало, но видела в нем не себя, а то, что с ней только что произошло.

— Эй, ты.

Изабелла медленно повернулась на звук хорошо знакомого голоса. Винсент Этрих стоял у входа, придерживая дверь левой рукой. Он был единственным, кого ей сейчас хотелось видеть, и все же она никак не могла вернуться к реальности.

— Привет.

— В чем дело, Физз?

Из-за его спины неслись громкие беспорядочные звуки. Как будто что-то важное случилось в ресторане, и люди все еще судачили об этом.

Шум ее отвлек. Она еще колебалась, хотя знала, что рано или поздно придется рассказать Винсенту все.

— Ты знал, что умер Саймон Хейден?

Он потряс головой.

— Мне плевать. Я хочу знать, что происходит с тобой.

Она шагнула навстречу своему любовнику.

— Возможно, тебе придется узнать, что стряслось с Саймоном, чтобы понять, что происходит со мной.

* * *

Йельден Баттер и Броксимон все еще препирались относительно Хейдена, когда набрели на него. Йельден был за то, чтобы рассказать Саймону про Изабеллу, Броксимон — против. У обоих были для этого серьезные основания, так что интересно было бы взглянуть, какая сторона возобладает. Хейден не любил обоих, но эпизод с миссис Дагдейл научил его, по крайней мере, прислушиваться к словам здешних обитателей, потому что иногда это помогало ему разобраться в происходящем.

Он сидел за столиком уличного кафе и поедал большую порцию шоколадного пудинга с грецкими орехами (его любимый десерт — в точности такой готовила когда-то его мать). Оба сначала помахали ему, а потом злобно уставились друг на друга — каждый точно знал, о чем думает другой.