Путь Пилигрима - Гордон Диксон

После того как голос Шейна замер, в комнате наступило минутное молчание.

– Да он ненормальный,- сказал плотный мужчина с трубкой.

– Ненормальный! - эхом откликнулся Шейн и снова рассмеялся.

– Погодите,- сказала женщина. Она обошла вокруг стола и встала напротив него.- Кто ты? И что ты делаешь для алаагов?

– Я переводчик, курьер,- ответил Шейн.- Мною владеет Лит Ахн, Первый Капитан алаагов - мною и еще примерно тридцатью такими, как я, мужчинами и женщинами.

– Мария…- начал коротко стриженный мужчина.

– Погоди, Питер,- остановила она его жестом руки и продолжала говорить, не отрывая глаз от Шейна: - Хорошо. Расскажи нам, что произошло.

– Я доставлял специальные донесения Лаа Эхону - полагаю, вы знаете вашего местного Командующего…

– Мы знаем Лаа Эхона,- резко произнес Питер.- Продолжай.

– У меня были с собой специальные донесения. И я увидел тебя через смотровой экран в соседней комнате.- Он глядел на Марию.- Я знал, что они с тобой собираются сделать. Лаа Эхон говорил о тебе с одним из офицеров. Все, что было замечено,- это какой-то человек в голубом плаще. Оставался небольшой шанс, что, получи они еще одно донесение о человеке в голубом плаще, рисующем знак, это заставит их сомневаться и они не захотят уничтожить здоровое молодое животное вроде тебя. И вот я вырвался из штаба в попытке сделать так, чтобы это донесение было им доставлено. Уловка сработала.

– Зачем ты это сделал? - Она упорно смотрела на него.

– Минутку, Мария,- сказал Питер.- Дай мне задать ему несколько вопросов. Как твое имя?

– Шейн Эверт.

– Ты сказал, что слышал, как Лаа Эхон разговаривает с одним из офицеров. Как ты оказался рядом?

– Я ждал, чтобы передать донесения.

– И Лаа Эхон обсуждал все прямо в твоем присутствии - это ты и пытаешься рассказать нам?

– Они не замечают и не слышат нас, пока мы им не понадобимся,- с горечью проговорил Шейн.- Мы мебель… или домашние зверушки.

– Это ты так считаешь,- заметил Питер.- На каком языке говорил Лаа Эхон?

– На алаагском, конечно.

– И ты так хорошо его понял, что решил - есть возможность заставить его считать, что нужный им человек - это не Мария, а кто-то другой?

– Я же говорил вам.- Гнев утих, и на Шейна опять стала наваливаться гнетущая усталость.- Я переводчик. Я - один из спецгруппы Лит Ахна, людей-переводчиков.

– Ни один человек в сущности не в состоянии говорить по-алаагски или понимать этот язык,- проговорил человек с трубкой по-баскски.

– Большинство не могут,- ответил Шейн, тоже по-баскски. Усталость привела его в такое оцепенение, что он с трудом осознавал, что меняет языки.- Говорю вам, что я вхожу в очень специальную группу, принадлежащую Лит Ахну.

– Что это было? Что ты сказал, Джордж, и что сказал он? - Питер переводил взгляд с одного на другого.

– Он говорит по-баскски,- проронил Джордж, уставившись на Шейна.

– Насколько хорошо?

– Хорошо…- Джордж сделал над собой усилие.- Он… очень хорошо говорит по-баскски.

Питер повернулся к Шейну.

– На скольких языках ты говоришь? - спросил он.

– На скольких? - тупо повторил Шейн,- Не знаю. На восьмидесяти или, может, девяноста я говорю хорошо. Из многих других я знаю несколько слов.

– И ты говоришь по-алаагски, как один из них? Шейн рассмеялся.

– Нет,- сказал он.- Я говорю хорошо - для человека.

– Кроме того, ты путешествуешь по всему свету в качестве курьера…- Питер повернулся к Марии и Джорджу.- Вы слушаете?

Мария проигнорировала его.

– Почему ты это сделал? Почему ты пытался спасти меня? - Она не спускала глаз с Шейна.

Вновь наступило молчание.

– Yowaragh,- без выражения произнес Шейн.

– Что?

– Это их слово,- сказал он.- Алаагское слово для такого состояния, когда «животное» вдруг теряет рассудок и оказывает сопротивление одному из них. Со мной это впервые случилось в Аалборге, когда я сорвался и оставил знак Пилигрима на стене под человеком, распятым на пиках.

– Ты ведь не думаешь, что мы поверим, будто это ты изобрел символ сопротивления пришельцам?

– Иди к дьяволу,- буркнул Шейн по-английски.

– Что ты сказал? - быстро проговорил Питер по-итальянски.

– Ты знаешь, что я сказал,- бешено отвечал Шейн, снова по-английски, в точности имитируя акцент лондонского округа, в котором вырос Питер.- Мне плевать, веришь ты мне или нет. Но перестань притворяться, будто умеешь говорить по-итальянски.

Щеки Питера покрылись чуть заметным темным румянцем, и в глазах на секунду появился огонек. Шейн верно разгадал его. Питер был одним из тех, кто может научиться говорить на иностранном языке достаточно хорошо, чтобы обманывать себя, будто говорит без акцента, но не говорит как носитель языка. Шейн затронул одно из его больных мест.

Но потом Питер рассмеялся, а румянец и огонек в глазах пропали.

– Поймал меня, ей-богу! Ты меня поймал! - сказал он по-английски.- Это просто здорово! Потрясающе!

«И ты никогда мне этого не простишь»,- подумал Шейн, наблюдая за ним.

– Теперь послушай, скажи-ка мне…- Питер схватил один из стульев с прямой спинкой и пододвинул его вперед.- Садись и давай поговорим. Скажи-ка, у тебя ведь должен быть какой-то пропуск, позволяющий свободно проходить инспекцию или проверку со стороны рядовых алаагов?

– То, что я доставляю, и есть мой пропуск,- осторожно сказал Шейн.- Донесения от Первого Капитана Земли пропустят курьера всюду.

– Конечно! - согласился Питер.-Теперь садись… Он подтолкнул Шейна к стулу; тот, поняв вдруг, что у него подкашиваются ноги, чуть ли не упал на сиденье. Потом почувствовал, что ему что-то вкладывают в ладони - это был высокий стакан, на одну треть наполненный светло-коричневой жидкостью. Он поднес его к губам и ощутил запах коньяка - не слишком хорошего. Это его почему-то подбодрило. Если бы его хотели опоить, подумал он, то наверняка подсыпали бы отраву во что-нибудь получше.

Жжение спиртного на языке вывело его из состояния, в котором он пребывал с того момента, как залез в такси и оказался похищенным. Он вдруг осознал, что избежал угрозы задуманного ими вначале. Эти люди считали его одним из людей-прислужников алаагов. Теперь они, казалось, узнали о его возможностях и сильных сторонах; ясно было, что Питер обдумывает их Применение для движения Сопротивления.

Но ситуация все еще оставалась шаткой и могла обернуться чем угодно. Достаточно было ему оступиться и словом или делом навести их на мысль, что он может еще быть для них опасен, и тогда могла вернуться их настойчивая решимость уничтожить его.