Кроваво-красная машинка - Мари-Од Мюрай

— Но никто не сказал моей матери, что меня забыли в замке после экскурсии, — возразил Фредерик.

— Потому что это была непростительная профессиональная оплошность. Директору детского лагеря тут хвалиться нечем. Вот так и получилось, что вы всегда думали, будто ничего особенного не произошло, хотя на самом деле едва не потеряли и жизнь, и рассудок.

Я не слежу за новостями и не читаю газет. Эту новость мне принесла Катрин, просто положив передо мной «Франс Суар». «Гидом из замка овладел приступ безумия: он задушил графа д’Аранкура».

Мне не хотелось читать всю эту заметку. Я просто пробормотал едва слышно:

— «Если людское правосудие не всегда справедливо, то суд Божий лишь ждет своего часа».

— И откуда эта возвышенная цитата? — заинтересованно улыбаясь, спросила Катрин.

— Из «Братьев Тэмптон». Читали?

Ради этрусков я готов на все. Они умеют так улыбаться из глубин вечности, словно посмеиваются над нами, не знающими о них ровным счетом ничего! Или слишком мало. Я часто посматриваю на парочку влюбленных этрусков, подаренную мне другом-археологом, и представляю себе… Вот они выходят погулять в италийских лугах. Он нежно кладет руку ей на плечо, она изящно, кончиками пальцев приподнимает платье. Сейчас прилягут пображничать и уснут, слегка хмельные и очень веселые.

Выбор Катрин Рок на соискание степени магистра истории меня очень разочаровал: «Колдовство в регионах Пуату и Сентонж в XIX веке».

На моем пути уже встречались сверхъестественные явления — стальной шарик, который катился по полу чердака над моей головою сам по себе. Я предпочитаю больше не иметь с таким дела.

— У вас извращенный вкус к острым ощущениям, Катрин.

— Где уж нам до безумной этрускомании, мсье Азар.

Катрин звала меня «мсье Азар», когда сердилась. Или была чем-то озабочена.

— Как там ваш брат? Все в порядке?

— Ему лучше. Он наконец нашел врача, который его воспринимает всерьез. Да нет, в этом плане все как надо.

— А что же в другом?

Катрин вздохнула:

— Ох, это уже семейные истории. Ничего такого, что могло бы сравниться с этрусками.

Она была не просто озабочена. Она была опечалена.

— Расскажите, что у вас не так.

Она взглянула мне прямо в глаза — будто хотела что-то понять.

— Вы мне не доверяете?

— Доверяю, Нильс… Но передо мной стоит вопрос: этот ваш интерес к другим людям — выходит ли он за рамки простого любопытства?

Она пожала плечами, будто не желала даже выслушать, что я отвечу.

— Что ж, ладно, сейчас я подогрею ваше любопытство: шурин Жана-Мари бесследно исчез.

— Шурин… кого? – повторил я, нахмурив брови.

— Ну да, Жана-Мари Ашара. Это мой жених. Помните? Высшая коммерческая школа…

— Очень хорошая школа.

— Вот-вот. У Жана-Мари есть сестра, ее зовут Франс. Его сестра замужем за Полем Дювернем. Он-то и исчез.

— Поль Дювернь, — повторил я в недоумении, — а вас-то почему так заботит какой-то там Поль Дювернь?

— Я очень привязана к Франс, — крайне раздраженно отчеканила Катрин. — Вам что, неизвестно, что это значит: испытывать к кому-то привязанность?

— Слышал кое-что об этом.

Мята, моя матушка с мятными глазами, сбежавшая с боттичеллиевской «Весны», чтобы умереть летом! А ведь Катрин, что ни говори, права: во мне воображения больше, чем чувствительности.

Катрин пересказала мне то немногое, что знала сама из телефонного разговора с Франс Дювернь. Поль уехал на работу, это было пять дней назад, и с тех пор не возвращался. Накануне исчезновения он отправил письмо жене, в котором сообщал, что его не будет три месяца.

— Вы знаете, в каких точно выражениях было написано письмо? — спросил я.

— Когда кто-то рыдает в трубку, неловко просить его прочесть письмо вслух.

Инспектор полиции должен был прийти вечером домой к Дюверням.

— Это друг семьи, — уточнила Катрин, — инспектор Бертье. Официального расследования не будет. Совершеннолетний человек не ночует дома — это не повод поднимать на ноги Министерство по чрезвычайным ситуациям.

Рискуя вновь вызвать упреки в неумеренном любопытстве, я осмелился спросить:

— Историк, в особенности специалист по этрускам, действительно имеет некоторые… гм-м-м… общие черты… гм-м-м… с детективом. В конце концов, я мог бы проверить свои способности к расшифровке документа и…

Катрин смерила меня резким взглядом:

— Вам интересно взглянуть на это письмо?

Я попытался возразить:

— Это был бы интерес…

— …чисто научный, — закончила за меня Катрин.

Так и не составив точного представления об отношениях в семье, я попросил Катрин саму объяснить Франс причину моего появления. Она молча кивнула и позвонила в дверь квартиры Дюверней. Открывшая дверь экономка знаком пригласила нас в гостиную. Франс Дювернь с осунувшимся, но безупречно накрашенным лицом, стояла рядом с человеком в серо-бежевом плаще, который тут же начал пялиться на Катрин.

— Как мило с твоей стороны! — проворковала Франс хотя и утомленным, но вполне светским тоном.

Она обняла Катрин, потом повернулась ко мне.

— Мой препод из универа, мсье Азар, — представила меня Катрин.

Глаза мадам Дювернь уцепились за мой взгляд как за спасательный круг. Должно быть, мои достоинства ей расписали слишком преувеличенно.

— Инспектор Бертье, — в свою очередь представила она мужчину, самодовольно переминавшегося с ноги на ногу.

— Я очень сожалею, что приходится знакомиться при обстоятельствах, которые уж точно совсем не таковы… как хотелось бы, — совсем зарапортовался инспектор. — Но, как я уже сказал Франс, все не так ужасно. Поль вернется. Надо всего лишь запастись терпением.

— Вы правда так думаете? — спросила мадам Дювернь, не скрывая отчаяния.

— Ну конечно! Нужно держаться. ДЕРЖАТЬСЯ! — повторил инспектор так, будто это слово было лекарством само по себе.

Тут в дверной проем гостиной просунул голову мальчуган.

— Мама, ты будешь подписывать мой дневник?

— Минутку, — прошептала мадам Дювернь в нашу сторону и скрылась.

Инспектор воспользовался этим, чтобы подмигнуть Катрин.

— Между нами говоря, дело тухлое.

— Как это тухлое, мсье? — сразу напрягшись, спросила Катрин.

— Поль-то дал деру. Старая песенка!