Сад чудовищ - Джеффри Дивер

– Дедушка, ты ботинки не надел!

Руди, до сих пор со своим рисунком, подошел сзади, посмотрел на босые дедовы ноги и засмеялся.

– Да, Руди. Мне нужно обуться. – Эрнст впился взглядом в телефон.

– Что такое, дедушка? Что случилось?

– Ничего, Руди.

– Мама говорит, у тебя завтрак остынет.

– Руди, а ты съел яйцо целиком?

– Да, дедушка.

– Молодец! Передай маме и бабушке, что я спущусь через минуту. Но пусть начинают без меня.

Эрнст поднялся по лестнице, чтобы побриться, чувствуя, что исчезли и желание, которое вызывала красавица-жена, и аппетит.

Сорок минут спустя Эрнст уже шагал по коридорам рейхсканцелярии в центре Берлина на пересечении Вильгельмштрассе и Фоссштрассе, старательно обходя рабочих-строителей. Здание канцелярии было старым – отдельные его части возвели аж в восемнадцатом веке – и служило резиденцией немецких канцлеров, начиная с Бисмарка. Гитлер гневался из-за ветхости здания и, раз новую канцелярию никак не могли достроить, постоянно устраивал реставрацию.

Сейчас Эрнста не интересовали ни сооружение, ни архитектура. Мысли занимало одно: «Как меня накажут за ошибку? Насколько она серьезна?»

Он поднял руку, для проформы салютуя охраннику, который воодушевленно поприветствовал уполномоченного по внутренней безопасности. Носить такое звание тяжелее, чем истертый мокрый пиджак. Эрнст поспешил дальше, за внешней невозмутимостью пряча тревогу о совершенном преступлении.

В чем именно оно заключается?

Не всем поделился с фюрером – вот его вина.

Возможно, в других странах такое считают мелочью, а в Германии – преступлением, караемым смертной казнью. Но ведь всем не поделишься. Если подробно рассказать Гитлеру о своем замысле, он может прицепиться к какой-нибудь мелочи, тогда одно его слово – и пиши пропало. Не поможет и то, что думал ты не о личной выгоде, а исключительно о благе родины.

Но если умолчать… Ах, может получиться еще хуже. Параноик-фюрер решит, что за молчанием кроется злой умысел. Тогда всевидящее око внутрипартийной службы безопасности воззрится на тебя и твоих близких. Порой его взор смертоносен. Таинственный неотложный вызов на незапланированную встречу убеждал Рейнхарда Эрнста, что именно так получилось сегодня. Третий рейх воплощал порядок, систему и организованность, малейшее отклонение тревожило.

Эх, надо было немного рассказать фюреру о Вальдхаймском исследовании еще в марте прошлого года, когда замысел только зародился. Но тогда фюрер, министр обороны фон Бломберг и сам Эрнст занимались возвращением Рейнланда, да так плотно, что исследование потеряло важность: на кону стояла часть родины, украденная союзниками в Версале. К тому же, строго говоря, оно основывалось на научной работе, которую Гитлер счел бы подозрительной, если не провокационной. Эрнсту просто не хотелось поднимать этот вопрос.

Сейчас он поплатится за свою оплошность.

Полковник подошел к секретарше Гитлера, и его проводили к фюреру.

Эрнст пересек порог большой приемной и увидел Адольфа Гитлера, фюрера, канцлера и президента Третьего рейха, главнокомандующего вооруженными силами. В очередной раз Эрнст подумал: «Если харизма, энергия и осторожность – основные компоненты власти, то власти у Гитлера больше всех в мире».

Коричневая форма, на ногах начищенные сапоги – Гитлер склонился над столом и просматривал бумаги.

– Мой фюрер! – проговорил Эрнст, уважительно кивнул и щелкнул каблуками, как повелось во времена Второго рейха, закончившиеся восемнадцать лет назад с капитуляцией Германии и бегством кайзера Вильгельма в Голландию. Приветствия «Хайль Гитлер!» и «Зиг хайль!» требовались от рядовых граждан, а вот каблуками в высших эшелонах власти щелкали только никчемные подхалимы.

– Полковник! – Гитлер глянул на Эрнста.

Голубые глаза из-под набрякших век смотрели так, словно Гитлер думал о десятке вещей сразу. Настроение фюрера, как всегда, не угадаешь. Он нашел нужный документ и, направляясь в большой, но скромно обставленный кабинет, позвал:

– Прошу, присоединяйся к нам.

Эрнст повиновался. Ни один мускул не дрогнул на его каменном, как у настоящих солдат, лице, а сердце упало, когда он увидел присутствующих.

Дородный, потный Герман Геринг устроился на диване, скрипевшем под его весом. Якобы мучаясь от постоянной боли, круглолицый толстяк ежесекундно ерзал, усаживаясь поудобнее, – смотреть было неловко. В кабинете висел резкий запах его одеколона. Министр авиации кивнул Эрнсту, и тот ответил тем же.

В изящном кресле, скрестив ноги, как женщина, потягивал кофе косолапый скелет Пауль Йозеф Геббельс, рейхсминистр пропаганды. Эрнст не сомневался в его компетенции. Первые жизненно важные успехи партии в Берлине и Пруссии – заслуга Геббельса. Но Эрнст презирал этого человека, который с обожанием смотрел на фюрера, самодовольно потчевал его изобличающими сплетнями о влиятельных евреях и социалистах, а через минуту – именами немецких актеров и актрис из киностудии УФА. Эрнст поздоровался с ним и сел, вспоминая свежую шутку, передаваемую из уст в уста: «Опишите идеального арийца. Ну, он блондин, как Гитлер, строен, как Геринг, и высок, как Геббельс».

Гитлер протянул документ одутловатому Герингу. Тот прочитал его, кивнул и без лишних слов спрятал в дорогую кожаную папку. Фюрер сел и налил себе шоколада. Он поднял брови и повернулся к Геббельсу, веля продолжать начатый ранее разговор, и Эрнст понял: отвечать за участие в Вальдхаймском исследовании придется не сегодня.

– Как я говорил, мой фюрер, многим гостям Олимпиады понадобятся развлечения.

– У нас есть кафе и театры, есть музеи, парки, кинотеатры. Гости могут посмотреть наши фильмы Бабельсбергской киностудии, увидеть Джин Харлоу или Грету Гарбо. Или Чарльза Лоутона и Микки-Мауса.

Судя по раздраженному голосу, Гитлер отлично понимал, о каких развлечениях толкует Геббельс. Последовали мучительно долгие и жаркие споры о том, стоит ли выпускать на улицы легальных проституток – лицензированных «подконтрольных девушек». Гитлер пробовал возражать, но Геббельс заранее все продумал и спорил убедительно. В итоге Гитлер уступил с условием, что в столичном регионе будет не более семи тысяч девушек. Аналогично решили временно смягчить наказание по статье 175, карающей гомосексуалистов. Слухами обросли и предпочтения самого фюрера: ему приписывали и инцест, и мужеложство, и скотоложство, и копрофилию. Эрнст, впрочем, считал, что Гитлер совершенно безразличен к сексу – ему желанна лишь немецкая нация.

– Напоследок требования к внешнему виду, – продолжал Геббельс вкрадчиво. – Полагаю, можно позволить женщинам немного укоротить длину юбок.

Пока глава Третьего рейха и его адъютант спорили, на сколько юбочных сантиметров приблизить соотечественниц к миру моды, Эрнста снедала тревога. Ну почему пару месяцев назад он ни слова не сказал о Вальдхаймском исследовании? Почему не послал фюреру письмо, в котором упомянул бы о нем вскользь? В таких вопросах необходимо проявлять осторожность.