«Харбинская» операция НКВД СССР 1937–1938 гг. Механизмы, целевые группы и масштабы репрессий - Наталья Попова

В феврале 1936 г. заместитель наркома внутренних дел СССР Г.Е. Прокофьев утвердил циркулярное письмо, предписывающее всем начальникам экономических отделов НКВД (УНКВД) произвести полный и тщательный учет всех кадров, могущих быть использованными в «разрушительных целях» японской разведки в народном хозяйстве. При этом по сравнению с директивой 1933 г. подучетный контингент расширялся. Теперь к «японским» шпионам (помимо бывших сотрудников КВЖД и лиц, проживавших на оккупированной японцами территории) отнесли ездивших в Японию или Маньчжурию.

На заседании Политбюро ЦК ВКП(б) 19 сентября 1937 г. нарком внутренних дел СССР Н.И. Ежов выступил с проектом закрытого письма № 60268 «О террористической, диверсионной и шпионской деятельности японской агентуры из харбинцев», в котором сообщалось о направлениях и масштабах «японской разведки» на территории Советского Союза, и предложил к утверждению проект приказа НКВД СССР № 00593. Закрытое письмо являлось обоснованием начала массовой карательной акции против «харбинцев», а приказ – инструментом ее проведения[75].

Содержание письма коррелировалось с сюжетом статьи «Подрывная работа японской разведки», помещенной в газете «Правда» 9–10 июля 1937 г. В письме характеризовалась «террористическая, диверсионная и шпионская деятельность японской разведки», якобы осуществлявшаяся бывшими служащими КВЖД и реэмигрантами из Китая, корейцами, китайцами и монголами на территории СССР; приводились «приемы вербовки», «каналы переброски» и примеры конкретной «подрывной» деятельности. Однако в отличие от письма, в котором «японскими шпионами» были названы в первую очередь бывшие служащие КВЖД и реэмигранты из Китая, статья в ряды «разведчиков и диверсантов» ставила корейцев и китайцев, а также определяла Монголию, наряду с Китаем, местом дислокации «шпионов», откуда совершалась их переброска на территорию СССР. Публикация вышла в свет без указания автора. Но согласно записке Н.И. Ежова И.В. Сталину от 5 июля 1937 г. статья была написана сотрудником особого бюро НКВД СССР. Данное письмо подтверждает, что лидер государства ознакомился с текстом статьи и дал согласие на ее печать.

Оперативные документы по «харбинской» карательной акции были разосланы 20 сентября 1937 г. всем начальникам республиканских НКВД, областных и краевых УНКВД. К операции по ликвидации «диверсионно-шпионских и террористических кадров «харбинцев» на транспорте и в промышленности» следовало приступить 1 октября 1937 г. В ходе карательной акции рекомендовано было подвергать арестам: 1) изобличенных и подозреваемых в террористической, диверсионной, шпионской и вредительской деятельности; 2) реэмигрантов и белогвардейцев; 3) бывших членов антисоветских политических партий, участников троцкистских и правых формирований; 4) участников фашистских организаций; 5) служивших в китайской полиции и войсках; 6) работающих в иностранных фирмах, прежде всего японских; 7) окончивших в Харбине курсы «Интернационал», «Славия», «Прага»; 8) владельцев и совладельцев различных предприятий в Харбине (рестораны, гостиницы, гаражи и проч.); 9) нелегально въехавших в СССР, а также принимавших китайское подданство; 10) бывших контрабандистов, уголовников, торговцев опиумом, морфием; 11) участников контрреволюционных сектантских группировок[76]. Как видим, среди перечисленных целевых категорий приказа № 00593 нет упоминаний о национальных меньшинствах.

В первую очередь надлежало провести аресты в аппарате НКВД, в рядах Красной армии, на железнодорожном и водном транспорте, в гражданском и воздушном флоте, на военных заводах, в оборонных цехах других заводов, на газовых и нефтеперегонных заводах, в химической промышленности, во вторую очередь – арестовать всех остальных «харбинцев», работающих в советских учреждениях, совхозах и колхозах. Приказ № 00593 предписывал форсировать проведение репрессий против бывших служащих КВЖД и эмигрантов из Китая. К 25 декабря 1937 г. карательную акцию необходимо было завершить. Арестованных «харбинцев» рекомендовалось разбить на две категории. К первой относились изобличенные в диверсионно-шпионской, террористической, вредительской и антисоветской деятельности, которые подлежали расстрелу. Ко второй – все остальные, менее активные «харбинцы», которые подлежали заключению в тюрьмы и лагеря сроком от 8 до 10 лет[77]. На каком основании относить арестованных к первой или второй категории, приказ не разъяснял, но предписывал выносить приговор после завершения форсированного следствия наркомам республик, начальникам УНКВД областей или краев, начальникам ДТО ГУГБ НКВД совместно с соответствующим прокурором республики, области, края, дороги. В целом приказ № 00593 состоял из двух частей. В первой освещено состояние учетно-оперативной работы по «харбинцам» и названы целевые категории, попадавшие под репрессии, а вторая дублирует «польский» приказ с перечислением мер по борьбе со «шпионажем» и инструкций по ведению следствия.

Вместе с приказом 20 сентября 1937 г. в регионы была выслана сопроводительная записка. Только для «польского» и «харбинского» приказа ведомством были подготовлены обширные сопроводительные письма: «О фашистско-повстанческой, шпионской, диверсионной, пораженческой и террористической деятельности польской разведки в СССР» и «О террористической, диверсионной и шпионской деятельности японской агентуры из харбинцев».

Закрытое письмо и приказ № 00593 от 20 сентября 1937 г. – единый оперативный документ НКВД СССР. Бумаги по «харбинской» операции, получившие высшую партийную санкцию, разосланные 20 сентября 1937 г. по республикам, областям и краям Советского Союза, были завизированы не только Ежовым, но и секретарем третьего отдела Главного управления государственной безопасности НКВД Поляковым. Отметим, что «польские» материалы были подписаны, помимо Ежова, оперсекретарем ГУГБ НКВД СССР Ульмером. «Польской» операцией занимался весь аппарат ГУГБ, а «харбинской» – лишь его третий отдел, специализирующийся на противодействии спецслужбам восточных стран. Уже это показывает, что первоначально «харбинской» операции отводилась только второстепенная роль.

Нельзя не обратить внимания на схожесть «польского» и «харбинского» письма. В вводной части приводилась история «возникновения» диверсионно-шпионской сети польской и японской разведок соответственно, затем перечислялись целевые категории «завербованных» для реализации агентурных заданий, далее подробно расписывалась террористическая, диверсионная и шпионская деятельность иностранных агентур, приводились типичные «приемы вербовки» и «каналы переброски» в СССР, примеры «подрывной деятельности». Кроме того, в письмах указывались не только отрасли промышленности, где рекомендовалось провести аресты в первую очередь, но и регионы Советского Союза, в которых работа иностранных разведок, по мнению центрального аппарата НКВД, велась особенно активно. Согласно закрытым письмам, «польские шпионы» разместились в Белорусской и Украинской ССР, а «японские» – на Дальнем Востоке, в Восточной Сибири и Московской области. Особое внимание уделялось сетевому принципу организации иностранных разведок. Логика центрального аппарата НКВД сводилась к тому, что деятельность «шпионов» направлялась иностранными организациями, главные штабы которых находились в Польше или Китае, а многочисленные подразделения, работающие под руководством таких штабов, «возникали» в промышленности и сельском хозяйстве страны. Разница была в том, что «польская разведывательная деятельность» осуществлялась только Польской военной организацией вместе со Вторым (разведывательным) отделом Польского генштаба, а «японская» – японской дипмиссией, полицией и некоторыми русскими эмигрантскими организациями, находящимися на территории марионеточного государства Маньчжоу-Го[78].