Немного скандала - Эмма Уайлдс

— Это вы меня поцеловали, — возразила она.

— Смею напомнить, что вы ответили на поцелуй.

— Просто это было так неожиданно. — Её обвинительный тон был отчасти лукавством, потому что и он, и она знали — она повела себя совсем не так, как полагалось разгневанной молодой леди.

— И надеюсь, неожиданность оказалась приятной. Итак, мы установили факт нашего знакомства. Вы позволите? — Он протянул ей руку.

— Уверены, что я не покажусь вам странной? — Она постаралась казаться беспечной, как будто ей все равно, однако комментарий леди Фонтейн задел ее за живое. Мужчины, которые толпились вокруг нее на светских сборищах, восхищались ее красотой и знали, что у нее богатое приданое. Какая ирония — пытаясь сохранить в тайне свое недомогание, она лишь подлила масла в огонь! Но правда заключалась в том, что никому не захотелось спросить, почему она так часто уходит, чтобы посидеть в укромном уголке. Все просто решили, что она слишком застенчива.

Но Алекс Сент-Джеймс спросил.

Он смотрел на нее, уголок его рта приподнялся в обворожительной улыбке.

— Разумеется, я не нахожу вас пресной, как всех этих невинных дев. Вы должны иметь в виду, что Габриэлла — довольно простодушное создание. Ей не понять, как это можно — не флиртовать или вставать с зарей, чтобы прокатиться верхом; вот она и сочла ваше поведение странным. Мне кажется, слишком многие вам завидуют, вот почему у вас до сих пор так мало друзей. Не тревожьтесь. Умные найдут вас сами. А зачем беспокоиться из-за всех прочих?

Он все еще протягивал ей руку, выжидая.

Ей не следовало с ним разгуливать. Окутанный ореолом дурной славы сын герцога Беркли — совсем неподходящая компания для добродетельной молодой женщины.

Но в обществе всех ее поклонников с их льстивыми речами и охапками цветов, которыми они заваливали элегантную гостиную в городском доме отца в Мейфэре, ни разу не испытала она ничего, кроме скуки. И все это затеяно лишь для того, чтобы найти подходящего мужа!

Александр Сент-Джеймс по крайней мере был ей интересен.

Но беда не только в том, кто он таков и какой пользуется репутацией. Ведь этот человек ясно заявил, что не намерен за ней ухаживать.

Зато он правильно процитировал афоризм Черчилля из «Призрака».

К своему собственному удивлению, Эмилия беспечно произнесла:

— Полагаю, маленькая прогулка никому не повредит.

А она не лишена духа авантюризма, эта юная красавица, дочь графа.

Эмилия коснулась тонкими пальчиками его рукава, старательно отводя взгляд, так что он смог полюбоваться ее точеным профилем. Сегодня вечером она была просто ослепительна в платье, которое вряд ли можно было назвать откровенным и тем не менее выглядело чертовски соблазнительно только потому, что его надела она. Тонкие плечи открыты ровно настолько, чтобы заставить мужчину мечтать — вот он спускает это платье ниже, опрокидывает девушку на подвернувшееся кстати ложе, распускает удивительные волосы цвета темного золота, чтобы завершить урок, начатый в ту ночь, урок любви…

Леди Эмилия обладала врожденным умением соблазнять. Когда он ее поцеловал, она отвечала ему, хоть и была невинной девушкой. Будь он проклят, если не мечтает повторить этот опыт!

Интересно, знает ли она, что стоит между их семьями? Наверное, нет. Вряд ли папаша стал бы намекать своей драгоценной дочке. Да и сам Алекс узнал о скандале совсем недавно.

«Сент-Джеймс, займись тем, что у тебя в руках».

— Сад после дождя имеет особую прелесть, — сказал он. — Я не поэт, но смешанный запах влажной почвы, благоухающих цветов и свежего ветра пробуждает во мне напоминания о детстве. Я не отличался послушанием и ненавидел сидеть взаперти. Стоило прекратиться дождю, как я оказывался за дверью. Я умел находить отличные места, где можно было спрятаться, что стоило многих седых волос моей бедной нянюшке.

— Не сомневаюсь, — сухо ответила она, ступая по мокрой дорожке. — И я уверена, что это не единственная особа женского пола, которой вы причинили немало бед. Однако вы преуменьшаете свой поэтический жар, лорд Александр. Признаюсь, я тоже люблю, как пахнет сад после дождя. И теперь, после ваших слов, начинаю понимать почему — действительно, напоминает о детстве!

— Ага, видите? Значит, вы расспрашивали обо мне. Вы знаете, как меня зовут.

— Как вы сами заметили — мое любопытство вполне объяснимо.

— И в самом деле.

Складка ее лазурного цвета юбки зацепилась за небольшой розовый куст, который тут же осыпался дождем брызг и лепестков, но она, казалось, не замечала. Она смотрела только на него.

— Итак, отказываетесь сказать почему. Могу ли я хотя бы поинтересоваться: часто ли вы прыгаете по крышам и прячетесь на дамских балконах?

— Нет. Только на вашем.

Что ж, сказано неуклюже или, напротив, очень ловко, в зависимости от точки зрения, сардонически подумал он. Для него она особенная, и это учитывая, что статус дебютантки должен был бы его отпугнуть. Не то чтобы он вообще не желал жениться. Просто после пяти лет войны хотелось погулять на свободе. Поиски жены не были первостепенной задачей. Да еще репутация повесы! Так что к девушкам на выданье его, как правило, не подпускали.

Однако — если не брать в расчет вражду между их отцами — нужно признать, что необычные обстоятельства их первой встречи и, если быть честным, ее физическая привлекательность пробудили в нем интерес, странный для столь пресыщенного человека, как Алекс.

— А вы единственный из джентльменов, кто умеет столь красноречиво описать запах земли после дождя, — шутливо сказала она. — Вы отлично умеете это делать!

Да, кое-что он умел, как ему говорили. Продемонстрировать бы это умение ей! Но он прогнал эту неблагоразумную мысль раньше, чем она успела оформиться в его мозгу.

— Годы, проведенные в Испании под началом Веллингтона, помогли мне по-новому взглянуть на самые простые вещи в нашей жизни, — признался он. — Сыновья герцога так же страдают от лишений и пуль, как и сыновья кузнеца или крестьянина.

— В самом деле? — Она словно рассуждала сама с собой, прекрасные брови нахмурились. — Мне представлялось, что быть офицером куда безопасней, чем обычным пехотинцем.

— А кто, по-вашему, ведет солдат в битву? — Он очень старался говорить спокойно, отлично зная, что светское общество вряд ли понимает, что такое тяготы войны и ее жестокости. Здесь, в Лондоне, даже ему казалось, что все это далеко-далеко, точно тяжелый, навязчивый сон. — Смерть не разбирает званий…

Ее губы — нежные, манящие — сложились в улыбку.

— И вы еще говорите, что вы не поэт, милорд. Сам Мильтон не мог бы сказать лучше, а он мой любимый писатель.

— Вы читали Мильтона? — Да, удивила, пришлось ему признать. Обычная английская мисс вряд ли станет читать «Потерянный рай».